Загрузка...Содержание
Медведь – липовая нога
Жили-были старик со старухой.
Посеяли они репку. Вот повадился медведь репку у них воровать. Старик пошел посмотреть и видит: много репы нарвано да разбросано кругом.
Воротился он домой и рассказывает старухе. А она ему говорит:
Да кто же репу нарвал? Если бы люди, так унесли бы. Наверное, это медведь проказит! Поди-ка, старик, покарауль вора! —
Старик взял топор и пошел караулить на ночь. Лег под плетень и лежит. Вдруг приходит медведь и давай таскать репу — нагреб целое беремя и полез через плетень.
Старик вскочил, бросил в него топором и отрубил ему лапу. Сам убежал, спрятался. Заревел медведь и ушел на трех лапах в лес.
Старик взял отрубленную лапу, принес домой:
На, старуха, вари. —
Старуха ободрала медвежью лапу, варить поставила, шерсть с кожи общипала, на кожу села и начала шерсть прясть. Старуха прядет. А медведь сделал себе липовую ногу и пошел к старику со старухой.
Вот медведь идет, нога поскрипывает, он сам приговаривает:
Скырлы, скырлы, скырлы, —
На липовой ноге,
На березовой клюке.
Все по селам спят,
По деревням спят,
Одна баба не спит —
На моей коже сидит,
Мою шерсть прядет,
Мое мясо варит.
Старуха услышала это и говорит:
Поди-ка ты, старик, запри дверь, медведь идет… —
А медведь уже в сени вошел, дверь отворяет, сам приговаривает:
Скырлы, скырлы, скырлы, —
На липовой ноге,
На березовой клюке.
Все по селам спят,
По деревням спят,
Одна баба не спит —
На моей коже сидит,
Мою шерсть прядет,
Мое мясо варит.
В те поры старик со старухой испугались. Старик спрятался на полати под корыто, а старуха — на печь, под черные рубахи. Медведь влез в избу, стал искать старика со старухой да и угодил в подполье.
Тут собрался народ, и убили медведя…
Сказка о том, кто ходил страху учиться
Братья Гримм
Было у отца двое сыновей. Старший был умен и толков, все у него ладилось, а младший был дурень: ничего как следует не понимал и к ученью был неспособен; посмотрят на него люди, бывало, и скажут:
— С этим придется отцу немало еще повозиться!
Если надо было что-нибудь сделать, то старший сын с делом всегда управится; но если отец велит ему что-нибудь принести, а время позднее или совсем к ночи, а дорога идет через кладбище или мимо какого-нибудь другого мрачного места, он всегда отвечал:
— Ох, батюшка, не пойду я туда, мне страшно! — потому что был он боязлив.
Или, бывало, вечером начнут рассказывать у камелька всякие такие небылицы, что у иного мороз по коже пробирает, и скажут подчас слушатели: «Ах, как страшно!», а младший сидит себе в углу, тоже слушает, и никак ему невдомек, что это значит — страшно.
— Вот все говорят: «Мне страшно! Страшно!», а мне вот ничуть не страшно. Это, пожалуй, дело такое, в котором я тоже ничего не смыслю.
Однажды и говорит ему отец:
— Эй, послушай, ты, там в углу! Ты вон гляди какой уже большой вырос и силы набрался, надо будет тебе тоже чему-нибудь научиться, чтобы хлеб себе зарабатывать. Видишь, как брат твой старается, а ты ни к чему не гож.
— Эх, батюшка, — ответил младший сын, — я бы охотно чему-нибудь научился; и раз уж на то пошло, то хотелось бы мне научиться, чтоб было мне страшно; в этом деле, видно, я еще ничего не смыслю.
Услыхав это, старший брат посмеялся и подумал: «Боже ты мой, какой, однако, у меня брат дурень, из него никогда ничего не получится; кто хочет чем-нибудь сделаться, должен быть изворотлив».
Вздохнул отец и говорит младшему сыну:
— Уж чему-чему, а страху ты должен научиться; но на хлеб себе этим вряд ли ты заработаешь.
А тут вскоре зашел к ним в гости пономарь. Стал ему отец на свою беду жаловаться и рассказал, что младший сын у него несмышленый — ничего не знает, ничему не учится.
— Вы только подумайте, спрашиваю я у него, чем ты хлеб себе зарабатывать хочешь, а он говорит: хотел бы я страху научиться.
— Если уж на то пошло, — ответил пономарь, — этому он мог бы у меня научиться; вы его только ко мне пришлите, а я уж его пообтешу как следует.
Отец остался этим доволен и подумал: «Вот все ж таки парня как-нибудь да пристрою».
И вот взял его пономарь жить у себя в доме, и должен был парень звонить в колокол. Спустя несколько дней разбудил его раз пономарь в полночь, велел ему встать, взобраться на колокольню и звонить в колокол.
«Уж теперь-то ты страху научишься», — подумал пономарь, а сам тайком пробрался на колокольню; и только парень взобрался наверх и успел повернуться, чтоб взяться за веревку от колокола, видит — стоит на лестнице, как раз напротив окошка, какая-то фигура в белом.
— Кто это? — крикнул он; но фигура в белом ничего не ответила и не двинулась, не шелохнулась.
— Отвечай, — закричал парень, — или убирайся прочь отсюда, здесь тебе по ночам делать нечего!
Но пономарь продолжал стоять и даже с места не сдвинулся, чтоб парень подумал, что это стоит привидение.
Крикнул парень второй раз:
— Чего тебе здесь надобно? Коли ты человек порядочный, то отвечай, а не то я сброшу тебя вниз с лестницы.
Тут пономарь подумал: «До этого дело, пожалуй, не дойдет», — он не проронил ни звука и стоял, точно вкопанный. Парень окликнул его в третий раз, но напрасно: тогда он подбежал и сбросил привидение с лестницы вниз, и покатилось оно с десяти ступенек, да так и осталось лежать в углу.
Отзвонил парень в колокол, вернулся домой и, ни слова не сказав, улегся в постель и продолжал себе спать дальше. Долго дожидалась своего мужа пономариха, а он все не возвращался. Наконец стало ей страшно, она разбудила парня и спрашивает:
— Не знаешь ли ты, куда это мой муж запропал? Ведь он на колокольню взобрался раньше тебя.
— Не знаю, — ответил парень, — но я видел, что кто-то стоял на лестнице напротив слухового окошка, ничего не отвечал, уходить не хотел, я и счел его за вора и сбросил вниз. Сходите туда да поглядите, не он ли это, а то мне, право, будет жалко.
Кинулась пономариха туда и нашла своего мужа; он лежал в углу и стонал, — сломал себе ногу.
Она принесла его с колокольни и бросилась, громко причитая, к отцу парня.
— А парень-то ваш, — сказала она, — большой беды наделал, сбросил моего мужа вниз с лестницы, и тот сломал ногу. Забирайте-ка вы от нас своего шалопая.
Испугался отец, прибежал туда и начал бранить сына:
— Что это у тебя за проделки такие, уж не сам ли черт тебе их внушил?
— Батюшка, — ответил сын, — да выслушайте меня, я-то вовсе тут не виноват. Пономарь стоял на колокольне ночью, как человек, замысливший недоброе дело; я не знал, кто это, и трижды просил его отозваться или уйти.
— Эх, сказал отец, будет мне с тобой одно только горе. Убирайся ты с моих глаз долой, я и знать тебя больше не хочу.
— Хорошо, батюшка, я охотно уйду, но вы уж погодите, пока наступит день; я тогда уйду от вас и пойду страху учиться, — вот и обучусь ремеслу, что меня прокормить сможет.
— Учись себе чему хочешь, — сказал отец, — мне все равно. На тебе пятьдесят талеров, ступай с ними куда хочешь, да только не смей говорить никому, откуда ты родом и кто твой отец, а то мне за тебя стыдно будет.
— Ладно, батюшка, как вам будет угодно; а если вы от меня большего не требуете, то я выполню все как следует.
Только стало светать, сунул юноша в карман свои пятьдесят талеров и вышел на большую дорогу; шел он и все твердил про себя одно и то же: «Вот если б стало мне страшно! Вот если б стало мне страшно!»
Услыхал эти слова какой-то прохожий и подошел к нему. Прошли они некоторое время вместе и увидели виселицу, и говорит ему тот прохожий:
— Видишь, вон стоит дерево, а на нем семеро с дочкой заплечных дел мастера свадьбу справили и теперь летать обучаются. Садись-ка ты под этим деревом, и как дождешься ночи, то и страху научишься.
— Ежели это все, — ответил парень, — то дело это нетрудное; раз я так скоро научусь страху, то ты получишь от меня за это пятьдесят талеров; только приходи ко мне утром пораньше.
Подошел парень к виселице, уселся под нею и стал сумерек дожидаться. Стало ему холодно, и он развел костер; но к полуночи поднялся такой холодный ветер, что, несмотря на костер, он никак не мог согреться. И начал ветер раскачивать повешенных, и они толкали один другого то туда, то сюда, и он подумал: «Я вот зябну внизу у костра, а каково же им там наверху мерзнуть да друг об дружку стукаться». А так как был он жалостлив, то приставил лесенку, взобрался на виселицу, отвязал всех одного за другим и стащил всех семерых вниз. Потом он раздул огонь, разгорелось пламя сильней, и он усадил всех вокруг костра греться. Сидели они не двигаясь, и вдруг загорелась на них одежда. Тогда он говорит:
— Вы будьте с огнем поосторожней, а не то я вас вздерну опять на виселицу.
Но мертвецы ничего не слыхали, они молчали и не обратили вниманья на то, что их лохмотья горят. Тут рассердился он и говорит:
— Ежели вы не будете осторожны, то я выручать вас не стану, а сгореть вместе с вами у меня нет никакой охоты, — и повесил их всех одного за другим опять. Потом он подсел к костру и уснул. Является на другое утро к нему тот прохожий получить с него пятьдесят талеров и говорит:
— Ну, теперь ты узнал, что такое страх?
— Нет, — ответил парень, — да откуда же мне было его узнать-то?
Ведь те, что там наверху, и рта не раскрыли и такими дураками оказались, что сожгли все свои старые лохмотья.
Понял тогда прохожий, что пятидесяти талеров ему с него не получить, и сказал, уходя:
— Такого я еще ни разу на свете не видывал.
И отправился парень дальше своей дорогой и принялся снова про себя бормотать:
— Ах, если бы стало мне страшно! Ах, если бы стало мне страшно!
Услыхал это один извозчик, который шел сзади него, и спрашивает:
— Кто ты такой?
— Не знаю, — ответил парень.
Начал извозчик его расспрашивать:
— А ты откуда?
— Не знаю.
— А кто твой отец?
— Этого мне говорить не велено.
— А что ж ты это все про себя бормочешь?
— Э-э, — ответил парень, — да я хотел, чтоб мне стало страшно, да никто не может меня этому научить.
— Не болтай глупостей, — сказал извозчик, — только ступай со мной, и уж я тебе докажу, что я это сделаю.
Отправился парень вместе с извозчиком. Подошли они под вечер к харчевне и решили в ней заночевать. Входит парень в комнату и говорит опять:
— Вот если б стало мне страшно! Если б стало мне страшно!
Услыхал то хозяин харчевни, засмеялся и сказал:
— Если тебе этого так хочется, то случай для этого здесь, пожалуй, подвернется.
— Ах, помолчал бы ты лучше, — сказала хозяйка, — не один уже смельчак жизнью своей поплатился, и жаль мне красивых глаз, если они больше света не увидят.
Но парень ответил:
— Ежели это и вправду так трудно, то мне бы хотелось этому научиться, ведь ради этого я и отправился странствовать.
И он не давал хозяину покоя до тех пор, пока тот наконец не рассказал ему, что неподалеку находится заколдованный замок, где страху научиться уж наверняка можно, если парень только согласится провести там три ночи подряд.
И обещал король тому, кто на это дело отважится, отдать дочь свою в жены; а королевна — самая красивая девушка, какая только есть на свете; и запрятаны в замке большие сокровища, которые стерегут злые духи; и если эти сокровища расколдовать, то сделают они бедняка богатым. И будто много людей побывало в этом замке, но никто из них до сих пор назад не вернулся.
Пришел парень на другое утро к королю и говорит:
— Если будет дозволено, то хотелось бы мне очень провести три ночи в заколдованном замке.
Посмотрел на него король, и так как парень ему понравился, то сказал он:
— Вдобавок ты можешь попросить у меня еще три вещи, но это должны быть предметы неодушевленные; ты их можешь взять с собой в замок.
Парень ответил:
— В таком случае я прошу дать мне огня, столярный станок и токарный вместе с резцом.
Король велел отнести все это днем для него в замок. С наступлением ночи поднялся парень туда, развел в комнате огонь, поставил рядом с собой столярный станок, а сам на токарный уселся.
— Ах, если б стало мне страшно! — сказал он. — Но, пожалуй, я и здесь страху не научусь.
Собрался он в полночь разворошить огонь, стал его раздувать, и вдруг в углу что-то закричало: «Мяу-мяу! Как нам холодно!»
— Эй, вы, дураки, — крикнул парень, — чего кричите? Ежели вам холодно, то ступайте сюда, подсаживайтесь к огню и грейтесь.
И только он это сказал, как прыгнули к нему две громадные черные кошки, уселись рядом с ним по бокам и дико на него поглядели своими огненными глазами. Только они согрелись, и говорят:
— Приятель, а давай-ка в карты сыграем.
— Отчего ж не сыграть, — ответил парень, — но покажите-ка сперва мне ваши лапы.
И выпустили кошки свои когти.
— Э-э, — сказал он, — да какие у вас, однако, длинные когти! Постойте-ка, их надо будет сначала маленько пообстричь.
И он схватил кошек за шиворот, поднял их на столярный станок и крепко прикрутил им лапы.
— Я вас узнал по когтям, — сказал он, — и в карты играть у меня охота пропала.
Он убил их и выбросил за окошко в воду. Только угомонил он этих двух и хотел было подсесть опять к своему камельку, как вдруг появились из всех углов и закоулков черные кошки и черные псы на раскаленных цепях; их становилось всё больше и больше, и ему некуда было от них податься; они страшно кричали, наступали на огонь, разбросали его и хотели было его потушить.
Некоторое время он смотрел на это спокойно, но наконец это его разозлило, он схватил свой резец и крикнул: «Прочь отсюда, сволочь!» — и кинулся на них. Часть из них успела отскочить в сторону, а других он убил и выбросил в пруд. Потом он вернулся назад, раздул опять из искры огонек, и глаза стали у него смежаться: захотелось ему поспать. Оглянулся он — видит в углу большую кровать.
— Это как раз мне кстати, — сказал он и улегся в нее. Но только хотел он закрыть глаза, как начала кровать сама двигаться и покатилась по всему замку.
— Оно, пожалуй, ничего, — сказал он, — но лучше бы она остановилась.
Но кровать продолжала катиться, будто в нее запрягли шестерик лошадей, — через пороги и лестницы, то вниз, то вверх; и вдруг — гуп-гуп! — опрокинулась кровать вверх ножками, и словно какая гора на него навалилась. Но парень посбрасывал с себя одеяла и подушки, выбрался и сказал:
— Ну, пусть себе катается тот, у кого есть на это охота, — лег у своего очага и проспал до самого утра.
Наутро явился король и, увидев, что парень лежит на земле, подумал, что его погубили привидения и что он уже мертвый. И сказал король:
— А жалко мне парня-красавца.
Услыхал это парень, поднялся и говорит:
— Нет, до этого еще далеко!
Удивился король, обрадовался и спросил, что здесь с ним было.
— Все было хорошо, — ответил юноша, — одна ночь прошла, пройдут и две остальные.
Пришел парень к хозяину харчевни, а тот так и вытаращил глаза от изумления.
— Не думал я никак, — сказал он, — увидеть тебя в живых. Ну что, научился страху?
— Нет, — ответил тот, — все было попусту. Ах, если бы кто рассказал мне, что это такое!
На вторую ночь отправился парень опять в старый замок, подсел к камельку и завел снова свою старую песенку: «Если б стало мне страшно!» Наступила полночь, послышались шумы и стуки, сперва тихие, потом посильнее, потом опять стало тихо; и показалась наконец из трубы с громким воплем половина человека и рухнула прямо перед ним.
— Гей, — крикнул парень, — а где же другая половина? Этого мало!
Снова поднялся шум, все загрохотало, загремело, завыло, и вот выпала из трубы и другая половина.
— Постой, — сказал парень, — я сперва раздую для тебя огонек.
Раздул, оглянулся, видит — сомкнулись обе половины, и страшный человек уселся на его место.
— Такого уговору у нас не было, — сказал парень, — скамейка моя.
Хотел было человек его столкнуть, но парень не поддался, толкнул его со всей силы и уселся опять на свое место.
И выпало затем из трубы один за другим много еще таких же людей. Они притащили кости мертвецов и два черепа, расставили их и начали играть в кегли.
Захотелось и парню сыграть тоже, вот он и спрашивает:
— Послушайте-ка, вы, нельзя ли и мне с вами сыграть?
— Пожалуй, если деньги у тебя водятся.
— Денег достаточно, — сказал парень, — да кегли-то у вас недостаточно круглые.
Взял он черепа, поставил их на токарный станок, пообточил, и стали они покруглей.
— Так-то будут они лучше кататься, — сказал он. — Эге, теперь дело пойдет веселей!
Сыграл он с ними и проиграл немного денег. Но вот пробило двенадцать часов, и вмиг всё перед ним исчезло. Он улегся и спокойно уснул.
Приходит на другое утро король узнать, как там было дело.
— Ну, каково пришлось тебе на сей раз? — спросил он.
— Да я в кегли играл, — ответил парень, — и несколько геллеров проиграл.
— А разве тебе не было страшно?
— Да что вы, — сказал парень, — весело было. Эх, узнать бы мне только, что такое страх!
На третью ночь уселся парень опять на станок и с такой досадой говорит:
— Эх-х, если бы стало мне страшно!
А время уже подошло к ночи, и вот явилось шестеро громадных людей, они принесли погребальные носилки.
А парень и говорит:
— Ага, это, должно быть, мой двоюродный братец, что несколько дней тому назад умер, — и он поманил его пальцем и кликнул:
— Ступай сюда, братец, ступай!
Они опустили гроб на землю, парень подошел к нему и снял крышку: и лежал в нем мертвец. Пощупал парень ему лицо, и было оно как лед холодное.
— Погоди, — сказал он, — я тебя маленько обогрею, — подошел к очагу, согрел руку и положил ее мертвецу на лицо, но тот остался холодным. Тогда вытащил парень мертвеца из гроба, подсел к камельку, положил мертвеца к себе на колени и начал растирать ему руки, чтоб кровь разошлась по жилам. Но когда и это не помогло, то парню пришло в голову: «Если лечь с ним в постель вместе, то можно будет лучше его согреть», — и он перенес мертвеца на постель, укрыл его и улегся с ним рядом. Тут вскоре мертвец согрелся и задвигался. А парень и говорит:
— Вот видишь, братец, я тебя и отогрел!
Тут поднялся мертвец и крикнул:
— А теперь я тебя задушу!
— Что? — сказал парень.— Так-то ты меня хочешь отблагодарить? Раз так, то возвращайся опять к себе в гроб, — и он поднял мертвеца, бросил его в гроб и прикрыл крышкой; потом явилось шестеро человек и его унесли.
— Всё никак не становится мне страшно, — сказал парень, — этак, пожалуй, я за всю свою жизнь страху не научусь!
Тогда выступил вперед один из людей, он был ростом повыше остальных и на вид такой страшный; но был он стар, и была у него длинная седая борода.
— Ах ты мальчишка! — крикнул он. — Ты скоро узнаешь, что такое страх, ты должен умереть.
— Не так-то уж скоро, — ответил парень, — ведь я-то должен сам при этом присутствовать.
— Нет, уж тебя я схвачу, — пригрозило страшилище.
— Потише, потише, нечего руки протягивать! Если ты силен, то и я не слабей тебя, а может, и посильней буду.
— Это мы посмотрим, — сказал старик, — если ты посильнее меня, то я тебя отпущу; подходи, давай-ка померяемся!
И он повел его по темным переходам в кузницу, взял топор и одним махом вогнал наковальню в землю.
— Я сумею еще почище, — сказал парень, — и подошел к другой наковальне.
Старик, желая посмотреть, стал рядом, и белая его борода опустилась до самой земли. Тут схватил парень топор, расколол наковальню надвое и защемил заодно бороду старика.
— Вот ты и попался, — сказал парень, — теперь твой черед помирать. — Он схватил железный лом и кинулся с ним на старика. Начал старик стонать и просить над ним сжалиться и пообещал парню большие богатства. Вытащил тогда парень топор и отпустил старика.
Повел его старик опять в замок и показал ему в подземелье три сундука, полных золотом.
— Одна часть золота, — сказал он, — беднякам, другая — королю, а третья часть — тебе.
Между тем пробило двенадцать часов, и дух исчез, и парень остался один в потемках.
— Однако выбраться отсюда я, пожалуй, сумею, — сказал он и стал пробираться ощупью; нашел дорогу в комнату и уснул у своего очага.
Приходит утром король и спрашивает:
— Ну что, теперь-то ты страху научился?
— Нет, — ответил юноша, — да и что тут было? Побывал здесь мой покойный двоюродный братец, и приходил какой-то бородач, много денег мне указал в подземелье, но что такое страх, так мне до сих пор никто и не сказал.
И сказал король:
— Ты замок этот расколдовал и можешь теперь на моей дочери жениться.
— Это очень хорошо, — ответил парень, — но что такое страх, я так до сих пор и не знаю.
Вот принесли наверх из подземелья золото и отпраздновали свадьбу, но молодой король, как ни любил свою жену и как ни был ею доволен, все же всегда повторял:
— Если бы стало мне страшно, если бы стало мне страшно!
Наконец ей это надоело. И говорит раз служанка королеве:
— В этом деле я помогу, уж он страху научится.
Пошла она к ручью, что протекал в саду, и набрала полный ушат пескарей. Ночью, только молодой король уснул, стащила жена с него одеяло и вылила на него полный ушат холодной воды с пескарями, и начали маленькие рыбки прыгать и барахтаться по телу молодого короля, тут он проснулся да как закричит:
— Ой, милая жена, как мне страшно, как страшно! Да, теперь я уж знаю, что такое страх!
Девочка, которая наступила на хлеб
Ганс Христиан Андерсен
Вы, конечно, слышали о девочке, которая наступила на хлеб, чтобы не запачкать башмачков, слышали и о том, как плохо ей потом пришлось. Об этом и написано, и напечатано.
Она была бедная, но гордая и спесивая девочка. В ней, как говорится, были дурные задатки. Крошкой она любила ловить мух и обрывать у них крылышки; ей нравилось, что мухи из летающих насекомых превращались в ползающих. Ловила она также майских и навозных жуков, насаживала их на булавки и подставляла им под ножки зеленый листик или клочок бумаги. Бедное насекомое ухватывалось ножками за бумагу, вертелось и изгибалось, стараясь освободиться от булавки, а Инге смеялась:
— Майский жук читает! Ишь, как переворачивает листок! С летами она становилась скорее хуже, чем лучше; к несчастью своему, она была прехорошенькая, и ей хоть и доставались щелчки, да все не такие, какие следовало.
— Крепкий нужен щелчок для этой головы! — говаривала ее родная мать. — Ребенком ты часто топтала мой передник, боюсь, что выросши ты растопчешь мне сердце!
Так оно и вышло.
Инге поступила в услужение к знатным господам, в помещичий дом. Господа обращались с нею, как со своей родной дочерью, и в новых нарядах Инге, казалось, еще похорошела, зато и спесь ее все росла да росла.
Целый год прожила она у хозяев, и вот они сказали ей:
— Ты бы навестила своих стариков, Инге!
Инге отправилась, но только для того, чтобы показаться родным в полном своем параде. Она уже дошла до околицы родной деревни, да вдруг увидала, что около пруда стоят и болтают девушки и парни, а неподалеку на камне отдыхает ее мать с охапкой хвороста, собранного в лесу. Инге — марш назад: ей стало стыдно, что у нее, такой нарядной барышни, такая оборванная мать, которая вдобавок сама таскает из лесу хворост. Инге даже не пожалела, что не повидалась с родителями, ей только досадно было.
Прошло еще полгода.
— Надо тебе навестить своих стариков, Инге! — опять сказала ей госпожа. — Вот тебе белый хлеб, снеси его им. То-то они обрадуются тебе!
Инге нарядилась в самое лучшее платье, надела новые башмаки, приподняла платьице и осторожно пошла по дороге, стараясь не запачкать башмачков, — ну, за это и упрекать ее нечего. Но вот тропинка свернула на болотистую почву; приходилось пройти по грязной луже. Не долго думая, Инге бросила в лужу свой хлеб, чтобы наступить на него и перейти лужу, не замочив ног. Но едва она ступила на хлеб одною ногой, а другую приподняла, собираясь шагнуть на сухое место, хлеб начал погружаться с нею все глубже и глубже в землю — только черные пузыри пошли по луже!
Вот какая история!
Куда же попала Инге? К болотнице в пивоварню. Болотница приходится теткой лешим и лесным девам; эти-то всем известны: про них и в книгах написано, и песни сложены, и на картинах их изображали не раз, о болотнице же известно очень мало; только когда летом над лугами подымается туман, люди говорят, что «болотница пиво варит!» Так вот, к ней-то в пивоварню и провалилась Инге, а тут долго не выдержишь! Клоака — светлый, роскошный покой в сравнении с пивоварней болотницы! От каждого чана разит так, что человека тошнит, а таких чанов тут видимо-невидимо, и стоят они плотно-плотно один возле другого; если же между некоторыми и отыщется где щелочка, то тут сейчас наткнешься на съежившихся в комок мокрых жаб и жирных лягушек. Да, вот куда попала Инге! Очутившись среди этого холодного, липкого, отвратительного живого месива, Инге задрожала и почувствовала, что ее тело начинает коченеть. Хлеб крепко прильнул к ее ногам и тянул ее за собою, как янтарный шарик соломинку.
Болотница была дома; пивоварню посетили в этот день гости: черт и его прабабушка, ядовитая старушка. Она никогда не бывает праздною, даже в гости берет с собою какое-нибудь рукоделье: или шьет из кожи башмаки, надев которые человек делается непоседой, или вышивает сплетни, или, наконец, вяжет необдуманные слова, срывающиеся у людей с языка, — все во вред и на пагубу людям! Да, чертова прабабушка — мастерица шить, вышивать и вязать!
Она увидала Инге, поправила очки, посмотрела на нее еще и сказала:
«Да она с задатками! Я попрошу вас уступить ее мне в память сегодняшнего посещения! Из нее выйдет отличный истукан для передней моего правнука!»
Болотница уступила ей Инге, и девочка попала в ад — люди с задатками могут попасть туда и не прямым путем, а окольным!
Передняя занимала бесконечное пространство; поглядеть вперед — голова закружится, оглянуться назад — тоже. Вся передняя была запружена изнемогающими грешниками, ожидавшими, что вот-вот двери милосердия отворятся. Долгонько приходилось им ждать! Большущие, жирные, переваливающиеся с боку на бок пауки оплели их ноги тысячелетней паутиной; она сжимала их, точно клещами, сковывала крепче медных цепей. Кроме того, души грешников терзались вечной мучительной тревогой. Скупой, например, терзался тем, что оставил ключ в замке своего денежного ящика, другие... да и конца не будет, если примемся перечислять терзания и муки всех грешников!
Инге пришлось испытать весь ужас положения истукана; ноги ее были словно привинчены к хлебу.
«Вот и будь опрятной! Мне не хотелось запачкать башмаков, и вот каково мне теперь! — говорила она самой себе. — Ишь, таращатся на меня!» Действительно, все грешники глядели на нее; дурные страсти так и светились в их глазах, говоривших без слов; ужас брал при одном взгляде на них!
«Ну, на меня-то приятно и посмотреть! — думала Инге. — Я и сама хорошенькая и одета нарядно!» И она повела на себя глазами — шея у нее не ворочалась. Ах, как она выпачкалась в пивоварне болотницы! Об этом она и не подумала! Платье ее все сплошь было покрыто слизью, уж вцепился ей в волосы и хлопал ее по шее, а из каждой складки платья выглядывали жабы, лаявшие, точно жирные охрипшие моськи. Страсть, как было неприятно! «Ну, да и другие-то здесь выглядят не лучше моего!» — утешала себя Инге.
Хуже же всего было чувство страшного голода. Неужели ей нельзя нагнуться и отломить кусочек хлеба, на котором она стоит? Нет, спина не сгибалась, руки и ноги не двигались, она вся будто окаменела и могла только водить глазами во все стороны, кругом, даже выворачивать их из орбит и глядеть назад. Фу, как это выходило гадко! И вдобавок ко всему этому явились мухи и начали ползать по ее глазам взад и вперед; она моргала глазами, но мухи не улетали — крылья у них были общипаны, и они могли только ползать. Вот была мука! А тут еще этот голод! Под конец Инге стало казаться, что внутренности ее пожрали самих себя, и внутри у нее стало пусто, ужасно пусто!
— Ну, если это будет продолжаться долго, я не выдержу! — сказала Инге, но выдержать ей пришлось: перемены не наступало.
Вдруг на голову ей капнула горячая слеза, скатилась по лицу на грудь и потом на хлеб; за нею другая, третья, целый град слез. Кто же мог плакать об Инге?
А разве у нее не оставалось на земле матери? Горькие слезы матери, проливаемые ею из-за своего ребенка, всегда доходят до него, но не освобождают его, а только жгут, увеличивая его муки. Ужасный, нестерпимый голод был, однако, хуже всего! Топтать хлеб ногами и не быть в состоянии отломить от него хоть кусочек! Ей казалось, что все внутри ее пожрало само себя, и она стала тонкой, пустой тростинкой, втягивавшей в себя каждый звук. Она явственно слышала все, что говорили о ней там, наверху, а говорили-то одно дурное. Даже мать ее, хоть и горько, искренно оплакивала ее, все-таки повторяла: «Спесь до добра не доводит! Спесь и сгубила тебя, Инге! Как ты огорчила меня!»
И мать Инге/и все там, наверху, уже знали о ее грехе, знали, что она наступила на хлеб и провалилась сквозь землю. Один пастух видел все это с холма и рассказал другим.
— Как ты огорчила свою мать, Инге! — повторяла мать. — Да я другого и не ждала!
«Лучше бы мне и не родиться на свет! — думала Инге. — Какой толк из того, что мать теперь хнычет обо мне!»
Слышала она и слова своих господ, почтенных людей, обращавшихся с нею, как с дочерью: «Она большая грешница! Она не чтила даров Господних, попирала их ногами! Не скоро откроются для нее двери милосердия!»
«Воспитывали бы меня получше, построже! — думала Инге. — Выгоняли бы из меня пороки, если они во мне сидели!»
Слышала она и песню, которую сложили о ней люди, песню о спесивой девочке, наступившей на хлеб, чтобы не запачкать башмаков. Все распевали ее.
«Как подумаю, чего мне ни пришлось выслушать и выстрадать за мою провинность! — думала Инге. — Пусть бы и другие поплатились за свои! А скольким бы пришлось! У, как я терзаюсь!»
И душа Инге становилась еще грубее, жестче ее оболочки.
— В таком обществе, как здесь, лучше не станешь! Да я и не хочу! Ишь, таращатся на меня! — говорила она и вконец ожесточилась и озлобилась на всех людей. — Обрадовались, нашли теперь, о чем галдеть! У, как я терзаюсь!
Слышала она также, как историю ее рассказывали детям, и малютки называли ее безбожницей.
— Она такая гадкая! Пусть теперь помучается хорошенько! — говорили дети.
Только одно дурное слышала о себе Инге из детских уст. Но вот раз, терзаясь от голода и злобы, слышит она опять свое имя и свою историю. Ее рассказывали одной невинной, маленькой девочке, и малютка вдруг залилась слезами о спесивой, суетной Инге.
— И неужели она никогда не вернется сюда, наверх? — спросила малютка.
— Никогда! — ответили ей.
— А если она попросит прощения, обещает никогда больше так не делать?
— Да она вовсе не хочет просить прощения!
— Ах, как бы мне хотелось, чтобы она попросила прощения! — сказала девочка и долго не могла утешиться. — Я бы отдала свой кукольный домик, только бы ей позволили вернуться на землю! Бедная, бедная Инге!
Слова эти дошли до сердца Инге, и ей стало как будто полегче: в первый раз нашлась живая душа, которая сказала: «бедная Инге!» — и не прибавила ни слова о ее грехе. Маленькая, невинная девочка плакала и просила за нее!.. Какое-то странное чувство охватило душу Инге; она бы, кажется, заплакала сама, да не могла, и это было новым мучением.
На земле годы летели стрелою, под землею же все оставалось по-прежнему. Инге слышала свое имя все реже и реже — на земле вспоминали о ней все меньше и меньше. Но однажды долетел до нее вздох:
«Инге! Инге! Как ты огорчила меня! Я всегда это предвидела!» Это умирала мать Инге.
Слышала она иногда свое имя и из уст старых хозяев.
Хозяйка, впрочем, выражалась всегда смиренно: «Может быть, мы еще свидимся с тобою, Инге! Никто не знает, куда попадет!»
Но Инге-то знала, что ее почтенной госпоже не попасть туда, куда попала она.
Медленно, мучительно медленно ползло время.
И вот Инге опять услышала свое имя и увидела, как над нею блеснули две яркие звездочки: это закрылась на земле пара кротких очей. Прошло уже много лет с тех пор, как маленькая девочка неутешно плакала о «бедной Инге»: малютка успела вырасти, состариться и была отозвана Господом Богом к Себе. В последнюю минуту, когда в душе вспыхивают ярким светом воспоминания целой жизни, вспомнились умирающей и ее горькие слезы об Инге, да так живо, что она невольно воскликнула:
«Господи, может быть, и я, как Инге, сама того не ведая, попирала ногами Твои всеблагие дары, может быть, и моя душа была заражена спесью, и только Твое милосердие не дало мне пасть ниже, но поддержало меня! Не оставь же меня в последний мой час!»
И телесные очи умирающей закрылись, а духовные отверзлись, и так как Инге была ее последней мыслью, то она и узрела своим духовным взором то, что было скрыто от земного — увидала, как низко пала Инге. При этом зрелище благочестивая душа залилась слезами и явилась к престолу Царя Небесного, плача и молясь о грешной душе так же искренно, как плакала ребенком. Эти рыдания и мольбы отдались эхом в пустой оболочке, заключавшей в себе терзающуюся душу, и душа Инге была как бы подавлена этой нежданной любовью к ней на небе. Божий ангел плакал о ней! Чем она заслужила это? Измученная душа оглянулась на всю свою жизнь, на все содеянное ей и залилась слезами, каких никогда не знавала Инге. Жалость к самой себе наполнила ее: ей казалось, что двери милосердия останутся для нее запертыми на веки вечные! И вот, едва она с сокрушением сознала это, в подземную пропасть проник луч света, сильнее солнечного, который растопляет снежного истукана, слепленного на дворе мальчуганами, и быстрее, чем тает на теплых губках ребенка снежинка, растаяла окаменелая оболочка Инге. Маленькая птичка молнией взвилась из глубины на волю. Но, очутившись среди белого света, она съежилась от страха и стыда — она всех боялась, стыдилась и поспешно спряталась в темную трещину в какой-то полуразрушившейся стене. Тут она и сидела, съежившись, дрожа всем телом, не издавая ни звука, — у нее и не было голоса. Долго сидела он так, прежде чем осмелилась оглядеться и полюбоваться великолепием Божьего мира. Да, великолепен был Божий мир! Воздух был свеж и мягок, ярко сиял месяц, деревья и кусты благоухали; в уголке, где укрылась птичка, было так уютно, а платьице на ней было такое чистенькое, нарядное. Какая любовь, какая красота были разлиты в Божьем мире! И все мысли, что шевелились в груди птички, готовы были вылиться в песне, но птичка не могла петь, как ей ни хотелось этого; не могла она ни прокуковать, как кукушка, ни защелкать, как соловей! Но Господь слышит даже немую хвалу червяка и услышал и эту безгласную хвалу, что мысленно неслась к небу, как псалом, звучавший в груди Давида, прежде чем он нашел для него слова и мелодию.
Немая хвала птички росла день ото дня и только ждала случая вылиться в добром деле.
Настал сочельник. Крестьянин поставил у забора шест и привязал к верхушке его необмолоченный сноп овса — пусть и птички весело справят праздник Рождества Спасителя!
В рождественское утро встало солнышко и осветило сноп; живо налетели на угощение щебетуньи-птички. Из расщелины в стене тоже раздалось: «пи! пи!» Мысль вылилась в звуке, слабый писк был настоящим гимном радости: мысль готовилась воплотиться в добром деле, и птичка вылетела из своего убежища. На небе знали, что это была за птичка.
Зима стояла суровая, воды были скованы толстым льдом, для птиц и зверей лесных наступили трудные времена. Маленькая пташка летала над дорогой, отыскивая и находя в снежных бороздах, проведенных санями, зернышки, а возле стоянок для кормежки лошадей — крошки хлеба; но сама она съедала всегда только одно зернышко, одну крошку, а затем сзывала кормиться других голодных воробышков. Летала она и в города, осматривалась кругом и, завидев накрошенные из окна милосердной рукой кусочки хлеба, тоже съедала лишь один, а все остальное отдавала другим.
В течение зимы птичка собрала и раздала такое количество хлебных крошек, что все они вместе весили столько же, сколько хлеб, на который наступила Инге, чтобы не запачкать башмаков. И когда была найдена и отдана последняя крошка, серые крылья птички превратились в белые и широко распустились.
— Вон летит морская ласточка! — сказали дети, увидав белую птичку.
Птичка то ныряла в волны, то взвивалась навстречу солнечным лучам — и вдруг исчезла в этом сиянии. Никто не видел, куда она делась.
— Она улетела на солнышко! — сказали дети.
Можжевеловое дерево
Братья Гримм
Две тысячи лет тому назад или, во всяком случае, давным-давно жил-был на свете богач вместе со своей красивой и доброй женой. Крепко любили они друг друга. Одного им не хватало для полного счастья, не было у них детей, но как бы им ни хотелось их иметь, и как бы долго ни молилась жена целыми днями и ночами, дети у них все не появлялись.
А находился перед их домом двор, и росло в том дворе можжевеловое дерево. Однажды зимой стояла женщина под тем деревом и чистила яблоко, порезала себе палец, и капля крови упала на снег.
– Ах, – сказала женщина, – если бы родился у меня ребенок, румяный, как кровь, и белый, как снег!
Только она это вымолвила, екнуло у нее сердце с надеждой, и стало ей радостно на душе. Пошла она домой с чувством уверенности, что все будет хорошо.
Прошел один месяц, и растаял снег.
Прошло два месяца, и все зазеленело.
Прошло три месяца, и распустились на земле цветы.
Прошло четыре месяца, и побеги на всех деревьях в лесу окрепли и переплелись между собой, и запели птицы так громко, что зазвенел лес, и опали с деревьев цветы.
Прошло пять месяцев, и стояла однажды женщина под можжевеловым деревом, от которого шел такой приятный аромат, что сердце у нее затрепетало в груди, и упала она на колени от радости.
Прошло шесть месяцев, сделались плоды большие и сочные, и пришло к ней спокойствие.
Когда прошло семь месяцев, набрала она можжевеловых ягод и столько их съела, что сделалась больной и печальной.
После того как прошел восьмой месяц, позвала она своего мужа, заплакала и сказала:
– Если я умру, похорони меня под можжевеловым деревом.
Почувствовала жена себя спокойней, когда он пообещал ей это, а затем прошел еще один месяц, и родился ребенок, и был он белый, как снег, и румяный, как кровь. Увидала она его, сердце не выдержало такой радости, и она умерла.
Горько рыдая, похоронил ее муж под можжевеловым деревом. Прошло немного времени, и душевные муки, терзавшие его поначалу, улеглись, и хотя бывало, он и всплакнет, но уж не так горько, как раньше. А прошло еще некоторое время, и женился он во второй раз.
Родилась от второй жены у него дочка, а ребенок от первой жены, румяный, как кровь, и белый, как снег, был мальчик. Вторая жена любила свою дочку, а всякий раз, когда взглянет на мальчика, сразу чувствует, как переполняет ее сердце ненависть. Она знала, что унаследует сын все богатство своего отца, и боялась, что ее дочь ничего не получит.
Прознав об этом, поселился в ее сердце дьявол, и не позволял ей ни о чем другом думать. С тех пор не давала она мальчику прохода: шлепала его, била, кричала на него, заставляла стоять в углу и так запугала бедного ребенка, что тот боялся из школы домой возвращаться, потому что не было там ему покоя.
Вот зашла как-то раз мачеха в чулан, а ее маленькая дочка, которую звали Марлинкен, вошла следом и говорит:
– Мама, можно мне яблочко?
– Конечно, дитятко, – ответила женщина и достала ей из сундука сочное красное яблоко. А была на том сундуке тяжелая крышка с большим острым железным замком.
– Мама, а братцу можно тоже яблочко? – спросила Марлинкен.
Услыхав про мальчика, рассердилась женщина, но сдержалась и сказала:
– Конечно, можно, когда он из школы придет.
Взглянула в окно и увидела, что тот как раз возвращается домой, и словно дьявол в нее вселился. Отобрала она у дочки яблоко и сказала:
– Не получишь ты яблоко раньше своего брата.
Бросила яблоко в сундук и закрыла его, а Марлинкен поднялась в свою комнату.
Когда мальчик зашел в дом, заставил дьявол женщину притвориться, и сказала она ласково:
– Сыночек, хочешь яблочка?
Но в глазах ее сверкала ярость.
– Мама, – сказал мальчик, – ты выглядишь такой сердитой! Да, я хочу яблоко.
Мачеха уже не могла остановиться, она должна была пойти дальше.
– Пойдем со мной, – сказала она, поднимая крышку сундука. – Выбери сам себе яблочко. Нагнись сюда, вот так, самые лучшие внизу…
Как только мальчик нагнулся, подтолкнул ее нечистый, и бац! Она захлопнула крышку сундука, голова мальчика упала и закатилась между красными яблоками.
Тут ужасно испугалась мачеха и подумала: «Что же мне теперь делать? Хотя, возможно, есть способ». Она бегом поднялась в свою комнату и достала из комода белый шейный платок, потом усадила мальчика на стул рядом с кухонной дверью, приставила ему голову к шее и так обвязала ее платком, что ничего не было видно. Затем она вложила ему яблоко в руку и прошла на кухню поставить кипятиться воду на плиту.
Зашла на кухню Марлинкен и говорит:
– Мама, братец сидит у двери с яблоком в руке, а лицо у него такое белое-белое. Я попросила его дать мне яблочко, а он ничего не ответил, и стало мне страшно.
– А ты ступай обратно и поговори с ним еще раз, – сказала мать, – а если он тебе не ответит, дай ему пощечину.
Подошла Марлинкен к мальчику и говорит:
– Братец, дай мне яблочко.
Но он сидел, не двигаясь, и ничего не отвечал, тут дала она ему пощечину, и отлетела его голова. Бедная Марлинкен похолодела от ужаса, закричала, побежала к матери и запричитала:
– Ох, мама, мамочка, сбила я голову братцу!
Она всхлипывала и рыдала, и ничто не могло ее утешить.
– Ах, Марлинкен, дрянная ты девчонка, – сказала мать, – что ж ты наделала?! Но успокойся, тихо, никому об этом не говори. Поправить все равно ничего уже нельзя. Мы никому не скажем, а из него мы рагу сделаем.
Взяла мать мальчика, порубила его на куски, положила их в котел. Марлинкен все никак не могла перестать плакать, и так много ее слез попало в воду, что и соли не надо было класть.
Вот пришел домой отец и сел за стол. Огляделся и говорит:
– А где мой малыш?
Поставила мачеха большое блюдо с рагу на стол. А Марлинкен все сокрушается и плачет.
А отец опять спрашивает:
– Где же мой сын? Почему его нет за столом?
– Ах, – отвечает мать, – да он ушел проведать семью своего двоюродного дедушки по материнской линии. Он собирался погостить у них немного.
– Но почему? Он даже со мной не попрощался!
– Ему так хотелось пойти. Он сказал, что пробудет у них полтора месяца. Не волнуйся, они за ним приглядят.
– Ладно, но меня это огорчает, – сказал отец. – Он не должен бы уходить вот так, не спросив меня. Жаль, что его нет с нами. Ему следовало бы попрощаться.
Принялся он за еду, а потом спросил:
– Марлинкен, доченька, почему ты плачешь? Твой братец вернется, не беспокойся.
Съел он немного рагу и говорит:
– Ах, жена, это самое лучшее рагу, которое я когда-либо пробовал. Оно восхитительно! Дай-ка мне добавки. А вы двое совсем не едите. У меня такое чувство, что это все мне достанется.
И он съел все блюдо до последнего кусочка, а кости под стол бросал.
Марлинкен пошла к своему комоду и достала самый лучший шелковый платок. Затем собрала под столом все косточки, сложила их в платок, завязала и вынесла наружу. Она столько плакала, что слез у нее не осталось, только кровь из глаз капала.
Положила она косточки под можжевеловое дерево на зеленую траву и, как только сделала это, почувствовала, что стало легко ей на сердце, и она перестала плакать.
И начало можжевеловое дерево покачиваться. Стали ветки на нем то раздвигаться, то опять сходиться, как будто кто в ладоши хлопает. И тут среди ветвей собралась золотистая пыль, а затем взметнулась вверх, как пламя, и из пламени вылетела прекрасная птица, которая взлетела высоко-высоко, беззаботно распевая и чирикая. А когда она улетела, стало можжевеловое дерево таким же, как прежде, а платок с костями исчез. Марлинкен снова почувствовала себя счастливой, как будто брат ее был все еще жив. Побежала она домой и села ужинать.
Тем временем птица улетела далеко-далеко. Она прилетела в город, села на крышу дома золотых дел мастера и запела:
– Мачеха меня убила, Съел меня отец родной, Косточки сестра сложила Под можжевельник молодой. Чик-чирик, пусть знает свет: Красивее птицы нет!
Золотых дел мастер сидел в своей мастерской и делал золотую цепь. Услыхал он птицу, что пела у него над головой, и подумал, как великолепно она поет. Мастер встал, чтобы выйти наружу и посмотреть, что это за птица. Он покинул дом в такой спешке, что потерял по пути туфлю, и стоял посреди улицы в кожаном фартуке и одной туфле, с пинцетом в правой руке и золотой цепочкой в левой. Посмотрел он вверх, чтобы увидеть птицу, но пришлось ему заслонить глаза рукой от яркого солнца, тогда он окликнул ее: – Эй, птичка! Славную песенку ты поешь! Спой ее для меня снова!
– Ох, нет, – ответила птица, – просто так я дважды петь не стану. Дай мне золотую цепочку, тогда я снова спою тебе.
– Вот, пожалуйста, – сказал золотых дел мастер. – Иди и возьми ее, но только спой мне еще раз.
Слетела птица вниз, ухватила правой лапкой золотую цепь, уселась на садовую ограду и запела:
– Мачеха меня убила, Съел меня отец родной, Косточки сестра сложила Под можжевельник молодой. Чик-чирик, пусть знает свет: Красивее птицы нет!
Затем она улетела, прилетела к дому сапожника, уселась на крышу и запела:
– Мачеха меня убила, Съел меня отец родной, Косточки сестра сложила Под можжевельник молодой. Чик-чирик, пусть знает свет: Красивее птицы нет!
Сапожник набивал набойки на своей колодке, но замер с молотком в руке, когда услыхал птичью песню; он выбежал на улицу и посмотрел на крышу. Ему пришлось прикрыть рукой глаза, потому что солнце светило очень ярко.
– Птичка, – окликнул он ее, – как ты прекрасно поешь! Я никогда не слыхал подобной песни!
Он забежал обратно в дом и позвал жену.
– Жена, выйди-ка и послушай эту птичку! Это диво дивное!
Позвал он дочь, ее детей, подмастерьев и служанку, и все вышли на улицу и стали с изумлением разглядывать птицу. Ее красно-зеленые перья сверкали, золотое оперение шеи ослепительно блестело на солнце, а глаза сияли как звезды.
– Птичка, – позвал ее сапожник, – спой эту песенку еще раз.
– Ох, нет, – отвечает птица, – просто так я дважды петь не стану. Дай мне те красные туфли, что я вижу на твоем верстаке.
Жена сапожника побежала в мастерскую и принесла туфли, а птичка слетела вниз и схватила их левой лапкой, затем стала летать над их головами и петь:
– Мачеха меня убила, Съел меня отец родной, Косточки сестра сложила Под можжевельник молодой. Чик-чирик, пусть знает свет: Красивее птицы нет!
Потом она улетела прочь, вылетела из города и полетела вдоль реки, держа правой лапкой золотую цепочку, а левой – туфли. Она летела и летела, пока не добралась до мельницы. А колесо на мельнице вертелось: шлеп-шлеп, шлеп-шлеп, шлеп-шлеп! У мельницы сидело двадцать подмастерьев, они обтесывали новый жернов: тут-тук, тук-тук, тук-тук, а мельница снова: шлеп-шлеп, шлеп-шлеп, шлеп-шлеп.
Облетела птица мельницу, уселась на липу, что росла перед мельницей, и запела:
– Мачеха меня убила…
И один из подмастерьев бросил работу и посмотрел наверх.
– Съел меня отец родной…
Еще двое перестали работать и стали слушать.
– Косточки сестра сложила…
Еще четверо остановились.
– Под можжевельник молодой…
И восемь отложили свои молотки.
– Чик-чирик, пусть знает свет…
Еще четверо стали оглядываться.
– Красивее птицы нет!
Наконец последний подмастерье услышал пение и оставил свое долото, и все вместе стали они улюлюкать, хлопать в ладоши и бросать шляпы в воздух.
– Птичка, – воскликнул последний подмастерье, – это лучшая песня, которую я когда-либо слышал! Но я услышал только последнюю строчку. Спой ее снова для меня!
– Ох, нет, – отвечает птица, – просто так я дважды петь не стану, дай мне мельничный жернов, который вы обтесываете, и я спою тебе еще раз.
– Если бы он только был мой, ты бы получила его в ту же секунду! – сказал подмастерье. – Но…
– Ладно, – сказали остальные. – Если она споет нам еще раз, может забрать его, милости просим.
Взяли все двадцать подмастерьев длинное бревно, подсунули конец под край жернова и подняли его: Эй, ухнем! Эй, ухнем! Эй, ухнем!
Слетела птица вниз, просунула шею в отверстие посередине, надела жернов на себя, словно воротник, взлетела опять на дерево и запела:
– Мачеха меня убила, Съел меня отец родной, Косточки сестра сложила Под можжевельник молодой. Чик-чирик, пусть знает свет: Красивее птицы нет!
Когда она закончила песню, то расправила крылья и улетела. В правой лапке несла золотую цепочку, в левой – туфли, а на шее у нее был мельничный жернов. Она летела и летела назад в дом своего отца.
А в доме за столом сидели в то время отец, и мачеха, и Марлинкен.
И вот говорит отец:
– Знаете, стало мне отчего-то легко на душе. Я чувствую себя так хорошо, как не чувствовал все эти дни.
– Хорошо тебе, – отвечала его жена. – А я вот чувствую себя плохо, словно большая гроза надвигается.
А Марлинкен просто сидела и плакала.
Тут и птичка прилетела. Облетела она дом и уселась на крышу, и сразу отец сказал:
– Не думаю, что я когда-либо чувствовал себя так хорошо. На улице солнышко светит, и у меня такое чувство, что скоро увижу я старого друга.
– Ну, а я чувствую себя ужасно! – говорит жена. – Не знаю, что это со мной. Я вся и мерзну и горю. Зуб на зуб не попадает, а в венах будто огонь пылает.
Трясущимися руками она развязала свой корсет. А Марлинкен сидит в углу и все плачет, да так, что ее платок сделался от слез насквозь мокрым.
А птица слетела с крыши и села на можжевеловое дерево, где всем она была видна, и запела:
– Мачеха меня убила…
Мать прижала руки к ушам и глаза плотно зажмурила. В голове у нее зашумело, а под веками молнии засверкали.
– Съел меня отец родной…
– Жена, погляди-ка! – вскричал отец. – Ты никогда не видала такой чудесной птички! Она поет, как ангел, а солнце так пригревает, и в воздухе запах корицы!
– Косточки сестра сложила…
Марлинкен склонила голову к коленям, всхлипывая и плача, и тут сказал отец:
– Пойду-ка я наружу. Хочется мне поближе птичку рассмотреть!
– Нет, не ходи! – закричала жена. – Кажется мне, будто весь дом трясется и горит.
Но отец выбежал на солнечный свет и уставился на птицу, которая продолжала петь:
– Под можжевельник молодой. Чик-чирик, пусть знает свет: Красивее птицы нет!
Пропела она последнюю ноту и уронила золотую цепочку. Та упала отцу прямо на шею и пришлась ему как раз впору, будто специально для него была сделана. Вошел он тут же в дом и говорит:
– Что за чудесная птица! Посмотри, что она мне дала, только глянь!
Жена была слишком напугана, чтобы глядеть. Она повалилась наземь, чепец слетел с ее головы и откатился в угол.
А птица запела опять:
– Мачеха меня убила…
– Нет, я этого не вынесу! Лучше мне под землю провалиться, только бы не слышать этой песни!
– Съел меня отец родной…
И мать снова рухнула наземь, как будто ее оглушили, и стала ногтями пол царапать.
– Косточки сестра сложила…
Марлинкен вытерла глаза и встала.
– Пойду-ка гляну, не даст ли мне чего эта птица, – сказала она и выбежала наружу.
– Под можжевельник молодой…
Спела это птица и бросила вниз маленькие красные туфельки.
– Чик-чирик, пусть знает свет: Красивее птицы нет!
Марлинкен надела туфли и увидела, что они пришлись ей впору. Обрадовалась она, стала плясать, заскочила в дом и говорит:
– Ах, что за чудная птица! Мне было так грустно, когда я отсюда выходила, и смотрите, что она мне дала! Мама, взгляни-ка на эти очаровательные туфельки!
– Нет, нет, – закричала мать. Она вскочила на ноги, а волосы у нее на голове стояли дыбом, будто языки пламени. – Я больше не выдержу! Кажется мне, будто настал конец света! Мне этого не вынести!
Бросилась она за дверь, выбежала на траву, и – бам! Сбросила птица ей на голову мельничный жернов, и расплющил он ее насмерть.
Услыхали отец и Марлинкен хруст и выбежали наружу. Поднимались над тем местом дым и языки пламени, а затем налетел ветер и все унес. А когда все исчезло, остался там стоять маленький братец.
Он взял за руки отца и Марлинкен, и были они все трое очень счастливы; вошли в свой дом, уселись за стол и стали ужинать.
Камень мудрецов
Ганс Христиан Андерсен
«Да, замыслы у него были отважные и великие, как и у всех нас, пока мы сидим у себя в углу, за печкой, не испытав ещё ни дождя, ни непогоды, не изранив себе ног терниями, растущими на пути жизни!»
В Индии, на вершине самого высокого дерева, стоит замок из хрусталя, из которого виден весь мир. В этом замке живёт очень мудрый человек, которому принадлежит книга, и в этой книге написано всё и обо всём. Мудрец ищет в книге ответ на вопрос о том, что произойдёт после смерти, но страница о загробной жизни не может быть прочитана без света волшебного камня, сделанного из лучших качеств, на которых держится весь мир.
У мудреца было пятеро детей, и каждый из них был наделён одним особенно развитым чувством. Один из сыновей мог видеть дальше всех, даже глубоко в земле и в человеческом сердце. Второй мог услышать, как растёт трава. Третий мог уловить любой запах в мире. Ещё у одного был самый точный и чувствительный вкус. Пятой была дочь, она была слепая, но могла ощущать всё более ярко, чем кто-либо другой, как будто у неё на кончиках пальцев были глаза, а её сердце умело слышать.
Один за другим дети отправляются в путешествие, чтобы найти волшебный камень. Сын, который хорошо видел, был ослеплён Злом. Сын, который лучше всех слышал, сошёл с ума от всех криков в мире и от всех сердцебиений, которые звучали для него как миллион часов. Он так глубоко затолкнул себе пальцы в уши, что порвал свои барабанные перепонки. Сыну, который умел чувствовать запахи, помешает дым от благовоний, сделанный Злом. Сын, который имел вкус, застрял на воздушном шаре на вершине церковного шпиля.
Тогда слепая сестра привязала магическую нить к дому своего отца, чтобы не заблудиться в огромном мире, и пошла искать камень. Зло делает её двойника, используя капли воды из застоявшегося болота, смешанные со слезами зависти и румянцем со щёк покойника.
Несмотря на все старания Зла, дочь находит камень, который освещает книгу мудреца и высвечивает одно единственное слово: «Вера».
Свинопас
Ганс Христиан Андерсен
«Поцелуй свинопаса в шутку, и ты получишь свою награду».
Когда-то жил принц, который хотел жениться на дочери императора. В надежде встретиться с ней он посылает ей два подарка. Первый – это роза, которая цветёт только раз в пять лет и настолько прекрасна, что любой, кто почувствует её аромат, забывает про все печали и неприятности. Второй подарок – соловей, который может петь все мелодии в мире. Император был настолько тронут подарками, что заплакал, как ребёнок, но его дочь отбросила их с отвращением, потому что они не были искусственными.
Тогда принц переоделся в лохмотья и измазал лицо грязью, после чего пошёл устраиваться на работу во дворец. Он становится свинопасом императора. В своей грязной маленькой хижине он изготавливает волшебный горшок, который очень хочет получить дочь императора, но свинопас готов его продать только за десять поцелуев. В конце концов, желание принцессы получить горшок становится настолько сильным, что она одаривает грязного свинопаса своими поцелуями, а затем уходит, чувствуя себя счастливой. Затем свинопас изготавливает волшебную музыкальную трещотку, но соглашается её продать только за 100 поцелуев. Дочери императора нравится трещотка, и, в конце концов, свинопас получает свои поцелуи. Когда принц получает свой 86-й поцелуй, император обнаруживает свою дочь в свинарнике, целующую грязного свинопаса. Рассердившись, он бьёт их по голове своим башмаком и изгоняет из своего королевства.
Пока дочь императора плакала под дождём, свинопас зашёл за дерево и смыл грязь со своего лица. Он выбросил свои лохмотья и переоделся в одежду принца, после чего рассказал о себе рыдающей принцессе. Он был так красив, что принцесса упала перед ним на колени, но принц сказал, что презирает её: она выбросила прекрасные подарки принца, но ради игрушек согласилась целовать свинопаса. И он уходит в свой замок, захлопнув дверь у неё перед носом.
Райский сад
Ганс Христиан Андерсен
«Один момент такого счастья стоит вечных тьмы и горя».
Принц, которого застигла буря в лесу, укрывается в большой пещере, в которой встречает старуху, настолько большую и сильную, что она похожа на мужчину. Один за другим прибывают четыре сына старухи, каждый из которых оказывается одним из четырёх ветров. Северный Ветер утопил морских охотников в море, Западный Ветер наблюдал, как буйвол боролся с течением реки, пока не свалился в водопад, а Южный Ветер рассказал, как он уничтожил караван в пустыне с помощью песчаной бури и теперь с нетерпением ждёт того дня, когда сможет сдуть песок с отбелённых костей. Его мать, не слишком довольная этим, засовывает его в мешок и садится на него сверху. Затем приходит Восточный ветер и объясняет, что он был в Китае и наблюдал за тем, как избивали важных сановников бамбуковыми тростями, которые ломались об их спины. Восточный ветер хочет отправиться в Райский сад, где поддались искушению Адам и Ева. Он совершает путешествие туда лишь один раз в 100 лет, но перед отправлением в сад он предлагает взять с собой принца.
В прекрасном саду князь встречает королеву фей, которая живёт под древом познания. Дерево плачет кровавыми слезами, оплакивая грехи человечества. Фея говорит принцу, что он может остаться в саду и жить с ней в течение следующих 100 лет, если он сможет каждый вечер не поддаваться искушению её поцеловать.
В первую же ночь фея соблазнительно манит принца, после чего раздевается и ложится под большим деревом. Принц настолько ослеплён желанием, что ничего не может сказать и перестаёт понимать, капают ли это с дерева кровавые слёзы или с веток осыпаются красные сверкающие звёзды. Он понимает, что момент блаженства, который он испытывает, стоит всех страданий на Земле, поэтому он склоняется над феей и целует слёзы на её закрытых глазах, после чего целует её в губы.
Рай погружается вглубь Земли, а принц просыпается рядом с пещерой Ветров. Приходит Смерть и говорит принцу, что теперь ему суждено бродить по Земле в надежде найти способ искупить свой грех.
В день кончины
Ганс Христиан Андерсен
«Диковинный был маскарад, что и говорить! А всего диковиннее было старание каждого скрыть от других что-то под складками своего платья и в то же время распахнуть платье другого, чтобы открыть то, что прятал он! При удаче из-под платья всегда выставлялась голова какого-нибудь зверя: у одного – гримасничавшей обезьяны, у другого – уродливого козла, скользкой змеи или полузаснувшей рыбы!»
Эта странная маленькая сказка рассказывает о том, что переживает сильно религиозный человек после смерти, и в ней мало приятного. Когда человек следует за Смертью в загробную жизнь, он видит странный маскарад, где все люди в масках, одни из них одеты в лохмотья, другие – в богатые одежды, но у всех у них под одеждой прячется голова какого-нибудь животного. Люди пытаются сорвать одежду друг с друга, чтобы обнажить того зверя, который прячется под ней. Смерть объясняет, что маскарад – это человеческая жизнь, а зверь под одеждой – это то дикое животное, которое человек носит в своей душе и которое изо всех сил пытается вырваться на свободу.
Когда они следуют дальше в загробную жизнь, человека начинают преследовать сотни больших чёрных птиц, которые кричат ему: «Эй, ты, странствующий со Смертью, помнишь ли ты нас?» Они преследуют человека и неумолимо кричат над ним до тех пор, пока эти звуки не заполняют весь мир, и тогда Смерть говорит человеку, что эти птицы – все злые мысли и желания, которые он имел при жизни. Когда человек пытается убежать от птиц, он чувствует, как его босые ноги режут острые камни, которые покрывают землю, как опавшие листья, и настолько, насколько могут видеть его глаза. Человек кричит, а Смерть сообщает ему, что камни – это все те неосторожные, необдуманные слова, которые вырывались у человека при жизни и которые ранили сердца других людей глубже, чем сейчас камни ранят его ноги.
Тогда человек взывает к милосердию, которого он сам не смог дать другим в своей жизни, и после этого ему разрешают взойти на Небеса.
Злой принц
Ганс Христиан Андерсен
«Корабль был расписан разными красками и походил на павлиний хвост, усеянный тысячами глазков, но каждый глазок был ружейным дулом».
Это рассказ о принце, который настолько хотел завоевать весь мир, что ради своей мечты превратился в великое зло. Его армия сеяла повсюду разруху, сжигая всё на своем пути. Матери, которые пытались спрятать в развалинах своих детей, становились предметом охоты для солдат. Женщины становились «пищей для утоления дьявольской ярости». Царей завоёванных стран принц приковывал к своей колеснице и заставляли их стоять на коленях у его ног, поедая объедки, пока он пирует.
В конце концов, принц одержал столько побед и достиг такого богатства, что решил завоевать Небеса. Он строит великолепный корабль и запрягает в него сотни орлов, которые тянут корабль по воздуху. Корабль как будто покрыт тысячами сверкающих глаз, но на самом деле это жерла тысяч орудий. Но во время полёта к Солнцу появляется ангел. Принц приказывает кораблю открыть огонь. Пули отскакивают от ангела, но одна капля его крови падает на корабль и делает в нём большую дыру. Корабль падает на Землю, и тучи (созданные из дыма городов, которые сжёг принц) закручиваются в чудовищные фигуры, которые тянутся к князю. В конце концов, корабль врезается в ветви большого леса, но принц выживает и клянётся, что он найдёт способ покорить Небеса.
В течение семи лет он строит целый флот небесных кораблей и собирает великую армию солдат из всех стран мира, но когда они собираются сесть на корабли, Небеса посылают против них свою армию: один рой комаров. Когда комары начинают жалить и кусать принца, тот впадает в бешеную ярость. Один комар заползает ему глубоко в ухо и кусает принца, яд проникает в его мозг и сводит его с ума. С криками принц срывает с себя одежду и танцует голым перед своими поражёнными солдатами, которые издеваются и смеются над ним.
Так, принц, который хотел победить Небеса, был сам побеждён одним маленьким комаром.
История одной матери
Ганс Христиан Андерсен
«Выплачь в меня свои глаза».
В этой печальной короткой сказке Смерть ночью забирает больного ребёнка. Мать ребёнка выбегает в заснеженную тьму и спрашивает женщину, одетую в чёрное, куда пошла Смерть. Женщина, которая говорит, что она – это Ночь, заставляет мать спеть ей все песни, которые она когда-либо пела своему ребёнку, прежде чем она покажет, куда пошла Смерть. Ночь направляет мать в тёмный лес, и там она выходит на перекрёсток. Посреди перекрёстка растёт Колючий куст, который соглашается сказать матери, куда пошла Смерть, лишь после того, как мать отогреет на своей груди все замёрзшие шипы. Когда мать прижимает шипы близко к сердцу, они пронзают её грудь, кровь проливается на замороженные ветки, и они начинают цвести.
Затем мать приходит к озеру, которое она не может пересечь, и поэтому она пытается его выпить. Озеро говорит ей, что оно пропустит мать, если она выплачет свои глаза в воду, чтобы озеро смогло сделать из них прекрасные жемчужины. Мать выплакивает свои глаза, и озеро переносит её в большую оранжерею, где Смерть хранит все цветы и деревья, каждое из которых – это жизнь отдельного человека. Старуха-садовница говорит матери, что она сможет найти цветок своего ребёнка, если узнает стук его сердца среди миллионов других сердцебиений, звучащих в саду. В обмен на красивые чёрные волосы матери старуха говорит ей, что та сможет напугать Смерть, угрожая ей вырвать цветы других живущих детей, если Смерть не вернёт ей ребёнка.
Когда прибывает Смерть, она возвращает матери её глаза, чтобы она смогла увидеть две жизни в волшебном колодце. Одна жизнь преуспевающая и полна радости; другая полна боли, невзгод и нищеты. Затем Смерть говорит, что одна из этих жизней – это будущая жизнь её ребёнка, если он останется жить. Напуганная тем, что её ребенка могут ожидать страдания и несчастья, плачущая мать просит Смерть забрать ребёнка с собой и молится Богу, чтобы он никогда не слушал её просьб, если они противоречат Его воле.
Смерть уходит, уводя ребёнка с собой в неизвестную страну.
Волшебный холм
Ганс Христиан Андерсен
«Они разучивали танец с покрывалами, с длинными покрывалами, сотканными из тумана и лунного сияния. И те, кому такое по вкусу, нашли бы их танец очень красивым».
В сказке говорится о великолепном празднике, на котором два норвежских тролля должны выбрать себе невест из дочерей лесного царя. Эти девицы похожи на маски: красивые спереди, но выдолбленные сзади, так что их спины полностью пусты.
Одним из гостей должна стать могильная лошадь – в сноске поясняется, что, согласно древнему датскому суеверию, под каждой церковью закапывали живьём лошадь. Каждую ночь эта лошадь выбирается из могилы и плетётся к домам тех, кто должен умереть. Ночной ворон, ещё один герой датских мифов, должен доставить приглашения на праздник. Согласно поверью, ночные вороны рождаются, когда священник загоняет привидение в преисподнюю. В могилу вбивают кол, и ровно в полночь, когда призрак начинает кричать, этот кол выдёргивают. Тогда призрак вырывается из могилы и улетает в виде ворона с дырой в левом крыле.
Сам праздник ужасен, на нём подают такие зверские деликатесы, как детские пальцы, обёрнутые в шкуры улиток, и вино из могильных погребов. Здесь же присутствуют жареные лягушки и салаты из поганок, мочёных мышиных мордочек и цикуты. На десерт подаются ржавые гвозди с битым стеклом из церковных окон.
Полупустые дочери лесного царя демонстрируют перед лордом троллей и его сыновьями набор своих оригинальных дарований. Сыновья заявляют, что они не хотят жениться, и предпочитают бегать за блуждающими огоньками, но старый норвежский тролль решает, что ему нравится одна из дочерей, поскольку она может рассказать истории о любом предмете, и поэтому он женится на ней сам. Они обмениваются башмаками, что намного моднее, чем обмениваться кольцами, и танцуют в ботинках друг друга до восхода солнца.
Огниво
Ганс Христиан Андерсен
«Это будет последняя трубка, которую я выкурю в этом мире».
Возвращавшийся с войны солдат встречает чрезвычайно уродливую старую ведьму. Ведьма говорит солдату, что он станет богатым, если залезет в дупло соседнего дерева и достанет оттуда для ведьмы огниво. В дупле находятся три сундука с деньгами, один из которых охраняет собака с глазами размером с блюдце, второй охраняет собака с глазами размером с мельничные жернова, а у последней собаки глаза такой величины, как круглая башня Копенгагена. Ведьма даёт солдату свой синий фартук и объясняет, что если он накинет его на каждую из собак, то сможет беспрепятственно пройти.
Солдат возвращается к ведьме, набив свои сапоги, шапку, ранец и карманы золотыми монетами, но он отказывается отдать огниво, пока ведьма не скажет ему, для чего оно нужно. Ведьма отказывается, и тогда солдат, как и всякий порядочный человек на его месте, отрубает ведьме голову и оставляет её лежать мёртвой в стороне от дороги.
Солдат забирает своё золото и идёт в ближайший город, где живёт в роскоши, пока у него не кончаются деньги. Он впадает в нищету, но однажды ночью хочет прикурить от огнива, и тут появляется собака с глазами, как блюдца, и спрашивает: «Что прикажете, сударь?» Солдат обнаруживает, что он может вызвать с помощью огнива любую из трёх собак, и они принесут ему всё, что он пожелает.
Вновь разбогатевший солдат решает посмотреть на принцессу, которую отец запер в медном замке, потому что ему предсказали, что она выйдет замуж за простого солдата. Однажды ночью солдат просит одну из собак принести принцессу к нему, пока она спит. Принцесса оказывается так прекрасна, что солдат целует её. Королева что-то подозревает и остаётся на ночь неподалёку от принцессы, чтобы шпионить за ней. В течение следующих двух ночей солдат просит собаку принести ему ещё раз спящую принцессу, чтобы он смог поцеловать её. Одной собаке удаётся перехитрить королеву, но на вторую ночь королева выслеживает собаку и находит дом солдата. Того бросают в тюрьму, и он ждёт казни.
Когда он стоит возле виселицы, то говорит о своём последнем желании – выкурить трубку. Солдат трижды щёлкает огнивом – и появляются все три собаки. Собаки хватают зубами всех офицеров, судью, советников и даже короля с королевой и подбрасывают их так высоко в воздух, что они разбиваются вдребезги.
Все, кто остался в живых, настолько напуганы, что моментально объявляют солдата своим новым королём. Он женится на принцессе, а все собаки сидят за столом во время свадебного пира, наблюдая за всеми своими огромными страшными глазами.
Тень
Ганс Христиан Андерсен
«В целом, это презренный мир. Я не был бы человеком, если бы не предполагал, что это именно так».
Молодой учёный ловит взгляд стоящей на балконе красивой девушки и увлекается идеей больше узнать о ней. Однажды ночью он в шутку говорит своей тени, чтобы та пробралась через щель под дверью девушки. На следующее утро молодой человек обнаруживает, что его тень пропала, но это не трагедия – на её месте уже начинает расти новая.
С новой тенью молодой человек возвращается домой. Проходят годы, и однажды его посещает очень худой и красиво одетый незнакомец. Незнакомец утверждает, что он – это старая Тень мужчины. Он нашёл в вечерних сумерках дорогу в тот дом и узнал там всё, что нужно было узнать, в том числе и то, как выдать себя за человека. Затем Тень прокралась обратно в мир. Она скользила между тенями в лунном свете и заглядывала в окна и подмечала самые невероятные вещи у женщин, мужчин, родителей и даже у их милых деток – те вещи, которые никто не должен видеть, но все хотят тайно знать – всё тайное и злое в поведении своих соседей. С этими знаниями Тень шантажировала и терроризировала людей, вымогая у них деньги, красивую одежду и положение в обществе.
Спустя много лет, когда учёный впал в нищету, Тень возвращается к нему и убеждает своего бывшего хозяина отправиться в путешествие вместе с ней. Бывший учёный ещё не знает, что Тень хочет, чтобы теперь человек стал её тенью.
Тени удаётся влюбить в себя принцессу. Она показывает ей, что её «тень» (которая на самом деле является её бывшим «хозяином») не только выглядит как настоящий человек, но и имеет свою собственную тень, что сильно впечатляет принцессу. Принцесса соглашается выйти замуж за Тень, но бывший учёный пытается остановить свадьбу, поскольку женщине не подобает жить с Тенью, которая только притворяется мужчиной. Тень говорит принцессе, что её «тень» сошла с ума и стала считать себя человеком.
В тот же вечер происходит великолепная свадьба, но бывший учёный не видит этих торжеств, потому что его уже казнили.
Дорожный товарищ
Ганс Христиан Андерсен
«На каждом дереве висело по три, по четыре принца, которые когда-то сватались за принцессу, но не сумели отгадать того, что она задумала. Стоило подуть ветерку, и кости громко стучали одна о другую, пугая птиц, которые не смели даже заглянуть в этот сад. Колышками для цветов там служили человечьи кости, в цветочных горшках торчали черепа с оскаленными зубами – вот какой сад был у принцессы!»
Молодой Йоханнес бродит по миру после смерти отца. Найдя пристанище в церкви, Йоханнес обнаруживает двух мужчин, пытающихся осквернить труп человека, который задолжал им деньги перед смертью. Йоханнес выплачивает долг покойника, отдав всё своё наследство двум мужчинам. Бедный, но счастливый, он продолжает бродить, пока не встречает таинственного незнакомца, который становится его попутчиком. По дороге спутник Йоханнеса в результате серии приключений получает три берёзовых хворостины, саблю и отрубленные крылья огромного лебедя.
В конце концов, Йоханнес видит самую прекрасную принцессу во всём мире и влюбляется в неё, несмотря на то, что она убийца-психопатка. Если потенциальный жених не сможет три дня подряд отгадать, о чём она думает, его убивают и помещают в сад принцессы, заполненный скелетами её женихов. В этом жутком саду скелеты королевских сыновей со всего мира свисают с деревьев, болтаясь на ветру, и многие из них сложены в виде цветков из черепов и костей.
В ту ночь товарищ Йоханнеса привязал к себе крылья лебедя и полетел, невидимый, вслед за принцессой, которая полетела в горы в дом злого волшебника. Пока принцесса летела, попутчик Йоханнеса стегал её березовыми хворостинами – так, что из её ран начала сочиться кровь. Он обнаружил много ужасов в горах и увидел волшебника, который сидел на троне, опиравшемся на скелеты четырёх лошадей. Волшебник сказал принцессе, о чём она должна думать, и напомнил ей, что после того как Иоганна казнят, она должна принестиего глаза Иоганна, чтобы волшебник их съел.
Попутчик проводил принцессу до самого дома, по пути избивая её ещё сильнее, чем раньше, а на следующее утро рассказал Йоханнесу, о чём она будет думать. В течение следующих двух ночей попутчик продолжал следовать за принцессой, каждый раз добавляя по одной хворостине, чтобы побить её ещё сильнее. На третью ночь волшебник приказал принцессе думать о его голове, которую попутчик позже отрезает и отдаёт Йоханнесу. Когда принцесса спросила у Йоханнеса, о чём она сейчас думает, тот бросил к её ногам отрубленную голову. Принцесса стала женой Йоханнеса.
Попутчик помог Йоханнесу разрушить проклятие, которое делало принцессу злой, и когда Йоханнес спрашивает его о том, как он мог бы отблагодарить своего друга, товарищ объясняет, что он только выплатил свой долг. Он был тем самым покойником, ради которого Йоханнес пожертвовал всем своим наследством. Йоханнес многократно целует своего попутчика и умоляет его не уходить, но путешественник исчезает, оставляя Йоханнеса жить счастливо с его принцессой, которая, к счастью для всех, больше не является чудовищем, убивающим принцев.
