Загрузка...Содержание
- 1 Добрые сказки
- 1.1 Мама для мамонтенка
- 1.2 Сказка Мудрая дева
- 1.3 Сказка Мудрая жена
- 1.4 Сказка Ночные пляски
- 1.5 Сказка По колено ноги в золоте, по локоть руки в серебре
- 1.6 Сказка Птичий язык
- 1.7 Семь Симеонов
- 1.8 Сказка про ежика Витю
- 1.9 Сказка Царевна, разрешающая загадки
- 1.10 Как муравьишка домой спешил
- 1.11 Сказка об умном мышонке
- 1.12 Красная Шапочка
- 1.13 Маленькие человечки
- 1.14 Сивка-бурка
- 1.15 Хаврошечка
- 1.16 Добрые сказки
Добрые сказки
Мама для мамонтенка
Случилось это на берегу далёкого и холодного Ледовитого океана.
Однажды сердитые волны разбили большую ледяную скалу. Пригрело
солнышко, и лед стал медленно — медленно таять.
Во льду был замёрзший Мамонтёнок. Он отогрелся на солнышке и ожил.
«Мама!» — позвал Мамонтёнок, но ему никто не ответил. Он подождал
немного, а потом пошёл искать маму.
Долго шёл Мамонтёнок. Иногда он останавливался и звал маму, но
мамы нигде не было. Мамонтёнок устал и проголодался.
«Кто ты такой?» — услышал он чей-то голос. Это был Северный олень.
Мамонтёнок никогда не видел его раньше и испугался.
«Я маму ищу!» — сказал он. «Так ты детёныш!»- удивился Северный
олень. «Детёныш, — сказал Мамонтёнок. — Я спал, потом проснулся, а
мамы нет!» И он вздохнул.
«Я никогда не видел твоей мамы! — сказал Олень. — Может, её знает
дядюшка Морж?»
Дядюшка Морж очень удивился, увидев Мамонтёнка. «Кто ты такой?»-
спросил он. «Я детёныш! — сказал Мамонтёнок. — Я спал, потом
проснулся, а мамы нет!» — «А как зовут твою маму?» — «Мама!» — сказал
Мамонтёнок.
Дядюшка Морж вспомнил, что давным — давно, когда на Севере было
тепло, здесь жили огромные звери, похожие на Мамонтёнка.
«Но они ушли в Африку, когда настали Великие холода!»
«Я тоже хочу в Африку! — сказал Мамонтенок. — Я хочу найти свою
маму!»
«А ты не побоишься?» — спросил его Морж и Северный олень.
«Не побоюсь!» — сказал Мамонтёнок.
Тогда Морж подогнал к берегу большую льдину, Олень принёс травы на
дорогу, и Мамонтёнок поплыл в Африку к маме.
«По синему морю к зелёной земле
Плыву я на белом своем корабле.
Меня не пугает ни волны, ни ветер!
Плыву я к единственной маме на свете!
Скорей до земли я добраться хочу,
„Я здесь! Я приехал!“ — я ей закричу.
Пусть мама услышит, пусть мама придёт,
Пусть мама меня непременно найдёт!
Ведь так не бывает на свете,
Чтоб были потеряны дети?»
И вдруг льдина под Мамонтёнком подтаяла и разломилась! «Мама!» —
закричал он.
И тут появились Дельфины. Они подхватили Мамонтёнка на спины и
помчались к земле. Дельфины выбросили Мамонтёнка на песок и
уплыли. Мамонтёнок открыл глаза.
Это была Африка.
Перед ним был Олень, но совсем другой.
«Ты кто такой?» — спросил его Мамонтёнок. «Я — Олень из Африки, —
ответил Африканский олень. — А ты кто?»
«Не знаю, — сказал Мамонтёнок. — Я ищу маму. Дядюшка Морж сказал, что она здесь.»
«Я не видел здесь твоей мамы! — сказал Африканский олень. — Может быть, Мудрый Какаду ее знает? Он живёт на свете очень давно!»
И Олень позвал Какаду. Какаду очень удивился, увидев Мамонтёнка, и сказал, что впервые видит такого зверя. И они с Оленем стали думать, где искать маму этого странного детёныша.
«А я знаю, где его мама!» — вдруг услышали они чей-то голос. И они увидели Обезьянку. В руке у Обезьянки был банан. «Лови!» — крикнула она Мамонтёнку.
Мамонтёнок поймал банан хоботом. И тут все закричали: «Да это же Слонёнок! Только волосатый!»
«Так, значит, я — Слонёнок! — обрадовался Мамонтёнок. — Значит, моя мама здесь, и вы её знаете?» — «Конечно! Ее зовут Большая Слониха!» — закричали звери. И они пошли к большой Слонихе.
Скоро настала ночь и взошла луна. Но они все шли и шли. И наконец пришли на поляну. Там, вся залитая лунным светом, стояла Слониха. Она спала.
«Мама!» — закричал Мамонтёнок. Слониха долго смотрела на Мамонтёнка, а потом сказала: «Кто это?» «Это же я, — сказал Мамонтёнок. — Я тебя так долго искал! А ты меня не узнала!» И он заплакал. «Ты что слонёнка не узнаешь? — закричали Олень, Обезьянка и Какаду. — Посмотри, у него хобот и уши как у тебя! Только он в шубе, потому что с севера!»
«Тише!» — сказала Большая слониха и подошла к Мамонтёнку. Она внимательно посмотрела на него и сказала: «Не плачь! Ты действительно не Слонёнок, ты — Мамонтёнок! Но все-таки ты — мой сын!»
«Я ничего не понимаю! — сказал Мамонтёнок. — Почему я твой сын, если я не слонёнок?»
«Потому что давным — давно, когда настали Великие холода, мамонты пришли с Севера в Африку и стали слонами.»
«Значит, я Слонёнок, который жил давным-давно!» — обрадовался Мамонтёнок.
«Ура! Наконец-то он нашёлся!» — закричали животные.
На смену африканской ночи пришло утро.
Когда животные возвращались обратно, Обезьянка спросила:"Как вы думаете, это правда, что мамонты стали слонами?" «Не знаю», — сказал Африканский олень. А мудрый Какаду сказал:"Какое это имеет значение? Он нашёл МАМУ, и это главное!"
Сказка Мудрая дева
Ехали два брата: один бедный, другой именитый; у обоих по лошади; у бедного кобыла, у именитого мерин. Остановились они на ночлег рядом. У бедного кобыла принесла ночью жеребенка; жеребенок подкатился под телегу богатого. Будит он наутре бедного:
— Вставай, брат, у меня телега ночью жеребенка родила.
Брат встает и говорит:
— Как можно, чтобы телега жеребенка родила! Это моя кобыла принесла. Богатый говорит:
— Кабы твоя кобыла принесла, жеребенок бы подле был!
Поспорили они и пошли до начальства: именитый дарит судей деньгами, а бедный словами оправдывается.
Дошло дело до самого царя. Велел он призвать обоих братьев и загадал им четыре загадки:
— Что всего в свете сильней и быстрее, что всего в свете жирнее, что всего мягче и что всего милее? — И положил им
сроку три дня: — На четвертый приходите, ответ дайте!
Богатый подумал-подумал, вспомнил про свою куму и пошел к ней совета просить. Она посадила его за стол, стала угощать; а сама спрашивает:
— Что так печален, куманек?
— Да загадал мне государь четыре загадки, а сроку всего три дня положил.
— Что такое? Скажи мне.
— А вот что, кума: первая загадка — что всего в свете сильней и быстрее?
— Экая загадка! У моего мужа каряя кобыла есть;
нет ее быстрее! Коли кнутом приударишь -зайца догонит.
— Вторая загадка: что всего в свете жирнее?
— У нас другой год рябой боров кормится; такой жирный стал, что и на ноги не подымается!
— Третья загадка: что всего в свете мягче?
— Известное дело — пуховик, уж мягче не выдумаешь!
— Четвертая загадка: что всего в свете милее?
— Милее всего внучек Иванушка!
— Спасибо тебе, кума! Научила уму-разуму, по век не забуду.
А бедный брат залился горькими слезами и пошел домой; встречает его дочь-семилетка (только и семьи было, что дочь одна).
— О чем ты, батюшка, вздыхаешь да слезы ронишь?
— Как же мне не вздыхать, как слез не ронить? Задал мне царь четыре загадки, которых мне и в жизнь не разгадать.
— Скажи мне, какие загадки?
— А вот какие, дочка: что всего в свете сильней и быстрее, что всего жирнее, что всего мягче и что всего милее?
— Ступай, батюшка, и скажи царю: сильней и быстрей всего ветер; жирнее всего земля: что ни растет, что ни живет — земля питает! Мягче всего рука: на что человек ни ляжет, а все руку под голову кладет, а милее сна пот ничего на свете!
Пришли к царю оба брата: и богатый и бедный. Выслушал их царь и спрашивает бедного.
— Сам ли ты дошел, или кто тебя научил? Отвечает бедный:
— Ваше царское величество!
Есть у меня дочь-семилетка, она меня научила.
— Когда дочь твоя мудра, вот ей ниточка шелковая;
пусть к утру соткет мне полотенце узорчатое.
Мужик взял шелковую ниточку, приходит домой кручинный, печальный.
— Беда наша! -говорит дочери -Царь приказал из этой ниточки соткать полотенце.
— Не кручинься, батюшка! — отвечала семилетка. Отломила прутик от веника, подает отцу и наказывает:
— Пойди к царю, скажи, чтоб нашел такого мастера, который бы сделал из этого прутика кросны: было бы на чем полотенце ткать!
Мужик доложил про то царю. Царь дает ему полтораста яиц:
— Отдай, -говорит, -своей дочери; пусть к завтрему выведет мне полтораста цыплят.
Воротился мужик домой еще кручиннее, еще печальнее:
— Ах, дочка! От одной беды увернешься, другая навяжется!
— Не кручинься, батюшка! — отвечала семилетка. Попекла яйца и припрятала к обеду да к ужину, а отца посылает к царю:
— Скажи ему, что цыплятам на корм нужно одноденное пшено: в один бы день было поле вспахано, просо засеяно, сжато и обмолочено; другого пшена наши цыплята и клевать не станут!
Царь выслушал и говорит:
— Когда дочь твоя мудра, пусть наутро сама ко мне явится — ни пешком, ни на лошади, ни голая, ни одетая, ни с гостинцем, ни без подарочка.
“Ну, — думает мужик, — такой хитрой задачи и дочь не разрешит; пришло совсем пропадать!”
— Не кручинься, батюшка! — сказала ему дочь -семилетка. -Ступай-ка к охотникам да купи мне живого зайца да живую перепелку.
Отец пошел и купил ей зайца и перепелку.
На другой день поутру сбросила семилетка всю одежу, надела на себя сетку, в руки взяла перепелку, села верхом на зайца и поехала во дворец
Царь ее у ворот встречает. Поклонилась она царю:
— Вот тебе, государь подарочек! — И подает ему перепелку.
Царь протянул было руку: перепелка порх — и улетела!
— Хорошо, — говорит царь, — как приказал, так и сделала. Скажи мне теперь: ведь отец твой беден, так чем вы кормитесь?
— Отец мой на сухом берегу рыбу ловит, лоушки в воду не становит, а я приполом рыбу ношу да уху варю.
— Что ты, глупая! Когда рыба на сухом берегу живет? Рыба в воде плавает!
— А ты умен? Когда видано, чтоб телега жеребенка принесла? Не телега, кобыла родит!
Царь присудил отдать жеребенка бедному мужику, а дочь его взял к себе; когда семилетка выросла, он женился на ней, и стала она царицею.
Сказка Мудрая жена
В некотором царстве, в некотором государстве жил в деревушке старик со старухою; у него было три сына: два—умных, а третий—дурак. Пришло время старику помирать, стал он деньги делить: старшему дал сто рублей и среднему—сто рублей, а дураку и давать не хочет: все равно даром пропадут!
— Что ты, батька,—говорит дурак.—Дети все равны, что умные, что дурак; давай и мне долю.
Старик дал и ему сто рублей. Умер отец, похоронили его. Вот умные братья собрались на базар ехать быков покупать; и дурак поднялся. Умные купили быков, а он кошку да собаку привел. Через несколько дней старшие братья запрягли своих быков, хотят в дорогу ехать; смотря на них, и меньшой собирается.
— Что ты, дурак! Куда собираешься? Али людей смешить?
— Про то я знаю! Умным—дорога, и дуракам—путь не заказан.
Взял дурак собаку да кошку, взвалил мешок на плеча и пошел из дому. Шел, шел, на пути большая река, а заплатить за перевоз нет ни гроша; вот дурак долго не думал, набрал хворосту, сделал на берегу шалаш и остался в нем жить. Начала его собака по сторонам промышлять, краюшки хлеба таскать, и себя не забывает и хозяина с кошкой кормит. Плыл по той реке корабль с разными товарами. Дурак увидал и кричит: .
— Эй, господин корабельщик! Ты в торг едешь, возьми мой товар из половины.
И бросил на корабль свою кошку.
— Куда нам этого зверя?—смеются корабельные работники.—Давайте, ребята, его в воду спустим.
— Эх вы какие,—говорит хозяин,—не трожьте, пускай эта кошка у нас мышей да крыс ловит.
— Что ж, это дело!
Долго ли, коротко ли—приплыл корабль в иную землю, где кошек никто и не видывал, а крыс да мышей столько было, как травы в поле. Корабельщик разложил свои товары, стал продавать; нашелся и купец на них, закупил все сполна и позвал корабельщика.
— Надо магарыч пить; пойдем,—говорит,—я тебя угощу!
Привел гостя в свой дом, напоил допьяна и приказал своим приказчикам стащить его в сарай: «Пусть-де его крысы съедят, все его богатство мы задаром возьмем!» Стащили корабельщика в темный сарай и бросили наземь; а с ним всюду кошка ходила, так привыкла к нему—ни на шаг не отстает. Забралась она в этот сарай и давай крыс душить, душила, душила, этакую кучу накидала! Наутро приходит хозяин, смотрит—корабельщик ни в чем невредим, а кошка последних крыс добивает.
— Продай,—говорит,—мне твоего зверя.
— Купи!
Торговаться-торговаться—и купил ее купец за шесть бочонков золота.
Воротился корабельщик в свое государство, увидал дурака и отдает ему три бочонка золота. «Экая пропасть золота! Куда мне с ним?»—подумал дурак и пошел по городам да по селам оделять нищую братию; раздал два бочонка, а на третий купил ладану, сложил в чистом поле и зажег: воскурилось благоухание и пошло к богу на небеса. Вдруг является ангел:
— Господь приказал спросить, чего ты желаешь?
— Не знаю,—отвечает дурак.
— Ну, ступай в эту сторону; там три мужика землю пашут, спроси у них—они тебе скажут.
Дурак взял дубинку и пошел к пахарям. Приходит к первому:
— Здравствуй, старик!
— Здравствуй, добрый человек!
— Научи меня, чего б пожелать мне от господа.
— А я почем знаю, что тебе надобно!
Дурак недолго думал, хватил старика дубинкою прямо по голове и убил до смерти.
Приходит к другому, опять спрашивает:
— Скажи, старик, чего бы лучше пожелать мне от господа?
— А мне почем знать!
Дурак ударил его дубинкою—и дохнуть не дал. Приходит к третьему пахарю, спрашивает у него:
— Скажи ты, старче! Старик отвечает:
— Коли тебе богатство дать, ты, пожалуй, и бога забудешь; пожелай лучше жену мудрую.
Воротился дурак к ангелу.
— Ну, что тебе сказано?
— Сказано: не пожелай богатства, пожелай жену мудрую.
— Хорошо — говорит ангел.—Ступай к такой-то реке, сядь на мосту и смотри в воду; мимо тебя всякая рыба пройдет—и большая и малая; промеж той рыбы будет плотичка с золотым кольцом—ты ее подхвати и брось через себя о сырую землю.
Дурак так и сделал; пришел к реке, сел на мосту, смотрит в воду пристально—плывет мимо рыба всякая, и большая и малая, а вот и плотичка — на ней золотое кольцо вздето; он тотчас подхватил ее и бросил через себя о сырую землю—обратилась рыбка красной девицей:
— Здравствуй, милый друг!
Взялись они за руки и пошли; шли, шли, стало солнце садиться—остановились ночевать в чистом поле. Дурак заснул крепким сном, а красная девица крикнула зычным голосом—тотчас явилось двенадцать работников.
— Постройте мне богатый дворец под золотою крышею.
Вмиг дворец поспел, и с зеркалами и с картинами. Спать легли в чистом поле, а проснулись в чудесных палатах.
Увидал тот дворец под золотою крышею сам государь, удивился, позвал к себе дурака и говорит:
— Еще вчера было тут место гладкое, а нынче дворец стоит! Видно, ты колдун какой!
— Нет, ваше величество! Все сделалось по божьему повелению.
— Ну, коли ты сумел за одну ночь дворец поставить, ты построй к завтрему от своего дворца до моих палат мост—одна мостина серебряная, а другая золотая; а не выстроишь, то мой меч—твоя голова с плеч!
Пошел дурак, заплакал. Встречает его жена у дверей:
— О чем плачешь?
— Как не плакать мне! Приказал мне государь мост состроить—одна мостина золотая, другая серебряная; а не будет готов к завтрему, хочет голову рубить.
— Ничего, душа моя! Ложись-ка спать; утро вечера мудренее.
Дурак лег и заснул; наутро встает—уж все сделано: мост такой, что в год не насмотришься! Король позвал дурака к себе:
— Хороша твоя работа! Теперь сделай мне за единую ночь, чтоб по обе стороны моста росли яблони, на тех яблонях висели бы спелые яблочки, пели бы птицы райские да мяукали котики морские; а не будет готово, то мой меч—твоя голова с плеч!
Пошел дурак, заплакал; у дверей жена встречает:
— О чем, душа, плачешь?
— Как не плакать мне! Государь велел, чтоб к завтрему по обе стороны моста яблони росли, на тех яблонях спелые яблочки висели, птицы райские пели и котики морские мяукали; а не будет сделано—хочет рубить голову.
— Ничего, ложись-ка спать;- утро вечера мудренее. Наутро встает дурак—уж все сделано: яблоки зреют, птицы распевают, котики мяукают. Нарвал он яблоков, понес на блюде к государю. Король съел одно-другое яблочко и говорит:
— Можно похвалить! Этакой сласти я еще никогда не пробовал! Ну, братец, коли ты так хитер, то сходи на тот свет к моему отцу-покойнику и спроси, где его деньги запрятаны? А не сумеешь сходить туда, помни одно: мой меч—твоя голова с плеч!
Опять идет дурак да плачет.
— О чем, душа, слезы льешь?—спрашивает его жена.
— Как мне не плакать! Посылает меня государь на тот свет—спросить у его отца-покойника, где деньги спрятаны.
— Это еще не беда! Ступай к королю да выпроси себе в провожатые тех думных людей, что ему злые советы дают.
Король дал ему двух бояр в провожатые; а жена достала клубочек.
— На,—говорит,—куда клубочек покатится—туда смело иди.
Вот клубочек катился, катился—и прямо в море: море расступилося, дорога открылася; дурак ступил раз-другой и очутился с своими провожатыми на том свете. Смотрит, а на покойном королевском отце черти до пекла дрова везут да гоняют его железными прутьями.
— Стой!—закричал дурак.
Черти подняли рогатые головы и спрашивают:
— А тебе что надобно?
— Да мне нужно слова два перекинуть вот с этим покойником, на котором вы дрова возите.
— Ишь что выдумал! Есть когда толковать! Этак, пожалуй, у нас в пекле огонь погаснет.
— Небось поспеете! Возьмите на смену этих двух бояр, еще скорей довезут.
Живой рукой отпрягли черти старого короля, а заместо его двух бояр заложили и повезли дрова в пекло. Говорит дурак государеву отцу:
— Твой сын, а наш государь, прислал меня к твоей милости спросить, где прежняя казна спрятана?
— Казна лежит в глубоких подвалах за каменными стенами; да сила не в том, а скажи-ка ты моему сыну: коли он будет королевством управлять так же не по правде, как я управлял, то и с ним то нее будет! Сам видишь, как меня черти замучили, до костей спину и бока простегали. Возьми это кольцо и отдай сыну для большего уверения...
Только старый король покончил эти слова, как черти уж назад едут:
— Но-но! Эх, какая пара славная! Дай нам еще разок на ней прокатиться.
А бояре кричат дураку:
— Смилуйся, не давай нас; возьми, пока живы! Черти отпрягли их, и бояре воротились с дураком на белый свет.
Приходят к королю; он глянул и ужаснулся: у тех бояр лица осунулись, глаза выкатились, из спины, из боков железные прутья торчат.
— Что с вами подеялось?—спрашивает король.
— Были мы на том свете; увидал я, что на вашем покойном отце черти дрова везут, остановил их и дал этих двух бояр на смену; пока я с вашим отцом говорил, а черти на них дрова возили.
— Что ж с тобою отец наказал?
— Да велел сказать: коли ваше величество будете управлять королевством так же не по правде, как он управлял, то и с вами то же будет. Вот и кольцо прислал для большего уверения.
— Не то говоришь! Где казна-то лежит?
— А казна в глубоких подвалах, за каменными стенами спрятана.
Тотчас призвали целую роту солдат, стали каменные стены ломать; разломали, а за теми стенами стоят бочки с серебром да с золотом—сумма несчетная!
— Спасибо тебе, братец, за службу!—говорит король дураку.—Только уж не погневайся: коли ты сумел на тот свет сходить, так сумей достать мне гусли-самогуды; а не достанешь, то мой меч—твоя голова с плеч!
Дурак пошел и заплакал.
— О чем, душа, плачешь?—спрашивает у него жена.
— Как мне не плакать! Сколько ни служить, а все голову сложить! Посылает меня государь за гуслями-самогудами.
— Ничего, мой брат их делает.
Дала ему клубочек, полотенце своей работы, наказала взять с собою двух прежних бояр, королевских советников, и говорит:
— Теперь ты пойдешь надолго-надолго: как бы король чего злого не сделал, на мою красоту не польстился! Пойди-ка ты в сад да вырежь три прутика.
Дурак вырезал в саду три прутика.
— Ну, теперь ударь этими прутиками и дворец и меня самоё по три раза и ступай с богом!
Дурак ударил—жена обратилась в камень, а дворец в каменную гору. Взял у короля двух прежних бояр и пошел в путь-дорогу; куда клубочек катится, туда и он идет.
Долго ли, коротко ли, близко ли, далеко ли—прикатился клубочек в дремучий лес, прямо к избушке. Входит дурак в избушку, а там старуха сидит.
— Здравствуй, бабушка!
— Здравствуй, добрый человек! Куда бог несет?
— Иду, бабушка, поискать такого мастера, чтобы сделал мне гусли-самогуды: сами бы гусли играли, и под ихнюю музыку все бы волей-неволей плясали.
— Ах, да ведь этакие гусли мой сынок делает! Подожди немножко—он ужо домой придет.
Немного погодя приходит старухин сын.
— Господин мастер!—просит его дурак.—Сделай мне гусли-самогуды.
— У меня готовые есть; пожалуй, подарю тебе, только с тем уговором: как стану я гусли настраивать—чтоб никто не спал! А коли кто уснет да по моему оклику не встанет, с того голова долой!
— Хорошо, господин мастер!
Взялся мастер за работу, начал настраивать гусли-самогуды; вот один боярин заслушался и крепко уснул.
— Ты спишь!—окликает мастер.
Тот не встает, не отвечает, и покатилась голова его по полу. Минуты две-три—и другой боярин заснул; отлетела и его голова с плеч долой. Еще минута—и дурак задремал.
— Ты спишь?—окликает мастер.
— Нет, не сплю! С дороги глаза слипаются. Нет ли воды? Промыть надобно.
Старуха подала воды. Дурак умылся, достал шитое полотенце и стал утираться. Старуха глянула на то полотенце, признала работу своей дочери и говорит:
— Ах, зять любезный! Не чаяла с тобой видеться; здорова ли моя дочка?
Тут пошло у них обниманъе-целованье: три дня гуляли, пили-ели, прохлаждалися, а там наступило время и прощаться. На прощанье мастер подарил своему зятю гусли-самогуды; дурак взял их под мышку и пустился домой.
Шел, шел, вышел из дремучего леса на большую дорогу и заставил играть гусли-самогуды: век бы слушал—не наслушался!.. осказках.ру — oskazkax.ru Попадается ему навстречу разбойник.
— Отдай,— говорит,— мне гусли-самогуды, а я тебе дубинку дам.
— А на что твоя дубинка?
— Да ведь она не простая; только скажи ей: эй, дубинка, бей-колоти—хоть целую армию, и ту на месте положит.
Дурак поменялся, взял дубинку и велел ей убить разбойника. Дубинка полетела на разбойника, раз-другой ударила и убила его до смерти. Дурак взял гусли-самогуды и дубинку и пошел дальше.
Приходит в свое государство. «Что,—думает,—мне к королю идти—еще успею! Лучше я наперед с женой повидаюсь». Ударил тремя прутиками в каменную гору—раз, другой, третий, и явился чудный дворец; ударил в камень—и жена перед ним. Обнялись, поздоровались, два-три слова перемолвили; после того взял дурак гусли, не забыл и дубинку и пошел к королю. Тот увидал. «Эх,—думает,—ничем его не уходишь, все исполняет!» Как закричит, как напустится на дурака:
— Ах ты, такой-сякой! Вместо того чтобы ко мне явиться, ты наперед вздумал с женой обниматься!
— Виноват, ваше величество!
— Мне из твоей вины не шубу шить! Уж теперь ни за что не прощу... Подайте-ка мой булатный меч!
Дурак видит, что дело к расплате идет, и крикнул:
— Эй, дубинка, бей-колоти!
Дубинка бросилась, раз-другой ударила и убила злого короля до смерти. А дурак сделался королем и царствовал долго и милостиво.
Сказка Ночные пляски
Был-жил король вдовый; у него было двенадцать дочерей, одна другой лучше. Каждую ночь уходили эти царевны, а куда — неведомо; только что ни сутки — изнашивали по новой паре башмаков. Не наготовится король на них обуви, и захотелось ему узнать, куда это они по ночам уходят и что делают?
Вот он сделал пир, созвал со всех земель королей и королевичей, дворян и купцов и простых людей и спрашивает: не сумеет ли кто разгадать ему эту загадку? Кто разгадает — за того отдаст любимую дочь замуж да полцарства в приданое.
Никто не берется узнать, где бывают по ночам королевны; вызвался один бедный дворянин.
— Ваше королевское величество! Я узнаю.
— Ладно, узнай!
После бедный дворянин одумался и говорит сам себе:
— Что я наделал? Взялся узнать, а сам ничего не ведаю! Если теперь не узнаю, ведь король меня под караул отдаст.
Вышел из дворца за город, идет — раскручинился-пригорюнился; попадается ему навстречу старушка и спрашивает:
— О чем, добрый молодец, призадумался? Он в ответ:
— Как мне, бабушка, не призадуматься? Взялся я у короля проведать, куда его дочери по ночам уходят.
— Да, это дело трудное! Только узнать можно.
Вот тебе шапка-невидимка, с нею чего не высмотришь! Да помни: как будешь спать ложиться, королевны подадут тебе сонных капель испить; а ты повернись к стене и вылей в постель, а пить не моги!
Бедный дворянин поблагодарил старуху и воротился во дворец.
Время к ночи подходит; отвели ему комнату рядом с тою, в которой королевны почивали. Прилег он на постель, а сам сторожить собирается. Тут приносит одна королевна сонных капель в вине и просит выпить за ее здоровье. Не мог отказаться, взял чарку, оборотился к стене и вылил в постель.
В самую полночь пришли королевны посмотреть: спит ли он? Бедный дворянин притворился, будто крепко, беспробудно спит, а сам за всяким шорохом следит.
— Ну, сестрицы! Наша стража заснула; пора нам на гульбище идти.
— Пора! Пора!
Вот нарядились в лучшие свои наряды; старшая сестрица подошла к своей кровати, отодвинула ее — и вдруг открылся ход в подземное царство к заклятому царю. Стали они спускаться по лестнице; бедный дворянин встал потихоньку с кровати, надел на себя шапку-невидимку и пошел за ними. Наступил нечаянно младшей королевне на платье, она испугалась, сказала сестрам:
— Ах, сестрицы, будто кто на мое платье наступил; эта примета беду нам пророчит.
— И, полно! Ничего не будет.
Спустились с лестницы в рощу, в той роще золотые цветы растут. Бедный дворянин взял и сломил одну веточку — вся роща зашумела.
— Ах, сестрицы, — говорит младшая королевна, — что-то недоброе нам сулит! Слышите, как роща шумит?
— Не бойся, это заклятого царя музыка гремит!
Приходят они во дворец, встречает их царь с придворными; заиграла музыка, и начали танцевать; до тех пор танцевали, пока башмаки изорвали.
Велел царь вино наливать да гостям разносить. Бедный дворянин взял с подноса один бокал, вино выпил, а бокал в карман сунул.
Кончилось гулянье; королевны распростились с кавалерами, обещались и на другую ночь прийти; воротились
домой, разделись и легли спать.
Поутру призывает король бедного дворянина:
— Что — укараулил ты моих дочерей?
— Укараулил, ваше величество!
— Куда ж они ходят?
— В подземное царство к заклятому царю, там всю ночь танцуют.
Король позвал дочерей, начал их допрашивать:
— Где вы ночью были? Королевны запираются:
— Нигде не были!
— А у заклятого царя не были? Вот бедный дворянин на вас показывает, уличить вас хочет.
— Где ж ему, батюшка, уличить нас, когда он всю ночь мертвым сном проспал?
Бедный дворянин вынул из кармана золотой цветок и бокал.
— Вот, — говорит, — и улика налицо!
Что тут делать? Сознались королевны отцу; король велел засыпать ход в подземное царство, а бедного дворянина женил на младшей дочери, и стали все они счастливо жить да быть.
Сказка По колено ноги в золоте, по локоть руки в серебре
В некотором царстве, в некотором государстве жил-был царь, у него был сын Иван-царевич — и красивый, и умный, и славный; об нем песни пели, об нем сказки сказывали; он красным девушкам во сне снился. Пришло ему желанье поглядеть на бел свет; берет он у царя-отца благословенье и позволенье и едет на все четыре стороны, людей посмотреть, себя показать.
Долго ездил, много видел добра, и худа, и всякой всячины; наконец подъехал к палатам высоким, хорошим, каменным. Видит: на крылечке сидят три сестрицы-красавицы и между собой разговаривают. Старшая говорит:
— Если б на мне женился Иван-царевич, я б ему напряла рубашку тонкую, гладкую, какой во всем свете не спрядут.
Иван-царевич стал прислушиваться.
— А если б меня взял, — сказала средняя, — я б выткала ему кафтан из серебра, из золота, и сиял бы он, как жар-птица.
— А я ни прясть, ни ткать не умею, — говорила меньшая, — а если бы он меня полюбил, я бы родила ему сынов, что ни ясных соколов: во лбу солнце, а на затылке месяц, по бокам звезды,
Иван-царевич все слышал, все запомнил и, возвратясь к отцу, просил позволенье жениться. Отказа не было; он взял за себя меньшую сестру и стал с нею жить-поживать душа в душу; а старшие сестры стали сердиться да завидовать меньшой сестре, начали ей зло мерить; подкупили нянюшек, мамушек, и когда у Ивана-царевича родился сын, когда он ждал, что ему поднесут дитя с солнцем во лбу, с месяцем на затылке, с звездами по бокам, вместо того подали ему просто-напросто котенка и заверили, что жена его обманула. Сильно он огорчился, долго сердился, наконец стал ожидать другого сына.
Те же нянюшки, те же мамушки были с царевной, опять украли ее настоящего ребенка с солнцем во лбу и подложили щенка.
Иван-царевич заболел с горя-печали; много он любил царевну, но еще больше хотелось ему поглядеть на хорошее детище. Начал ожидать третьего.
В третий раз ему показали простого ребенка, без звезд и месяца. Иван-царевич не стерпел, отказался от жены, приказал ее судить.
Собралися, съехалися люди старшие — нет числа! Судят-рядят, придумывают-пригадывают, и придумали: царевне отрубить голову.
— Нет, — сказал главный судья, — слушайте меня или нет, а моя вот речь: выколоть ей глаза, засмолить с ребенком в бочке и пустить на море; виновата — потонет, права — выплывет.
Речь полюбилась, выкололи царевне глаза, засмолили вместе с ребенком в бочку и бросили в море.
А Иван-царевич женился на ее старшей сестре, на той самой, что детей его покрала да спрятала в отцовском саду в зеленой беседке.
Там мальчики росли-подрастали, родимой матушки не видали, не знали; а она, горемычная, плавала по морю по океану с подкидышком, и рос этот подкидышек не по дням, а по часам; скоро пришел в смысл, стал разумен и говорит:
— Сударыня-матушка! Когда б, по моему прошенью, по щучью веленью, по божью благословенью, мы пристали к берегу!
Бочка остановилась.
— Сударыня-матушка, когда б, по моему прошенью, по щучью веленью, по божью благословенью, наша бочка лопнула!
Только он молвил, бочка развалилась надвое, и он с матерью вышли на берег.
— Сударыня-матушка! Какое веселое, славное место;
жаль, что ты не видишь ни солнца, ни неба, ни травки-муравки. По моему прошенью, по щучью веленью, по божью благословенью, когда б здесь явилась банька!
Ту ж минуту как из земли выросла баня: двери сами растворились, печи затопились, и вода закипела. Вошли, взял он веничек и стал теплою водою промывать больные глаза матери.
— По моему прошенью, по щучью веленью, по божью благословенью, когда б моя матушка проглянула.
— Сынок! Я вижу, вижу, глаза открылись!
— По моему прошенью, по щучью веленью, по божью благословенью, когда б, сударыня-матушка, твоего батюшки дворец да к нам перешел и с садом, и с твоими детками.
Откуда ни взялся дворец, перед дворцом раскинулся сад, в саду на веточках птички поют, посреди беседка стоит, в беседке три братца живут.
Мальчик-подкидышек побежал к ним. Вошел, видит — накрыт стол, на столе три прибора.
Возвратился он поскорее домой и говорит:
— Дорогая сударыня-матушка! Испеки ты мне три лепешечки па своем молоке.
Мать послушала.
Понес он три лепешечки, разложил на три тарелочки, а сам спрятался в уголок и ожидает: кто придет? Вдруг комната осветилась — вошли три брата с солнцем, с месяцем, с звездами; сели за стол, отведали лепешек и узнали родимой матери молоко.
— Кто нам принес эти лепешечки? Если б он показался и рассказал нам об пашей матушке, мы б его зацеловали, замиловали и в братья к себе приняли.
Мальчик вышел и повел их к матери.
Тут они обнимались, целовались и плакали. Хорошо им стало жить, было чем и добрых людей угостить.
Один раз шли мимо нищие старцы; их зазвали, накормили, напоили и с хлебом-солью отпустили. Случилось: те же старцы проходили мимо дворца Ивана-царевича; он стоял на крыльце и начал их спрашивать:
— Нищие старцы! Где вы были-пробывали, что видели-повидали?
— А мы там были-пробывали, то видели-повидали: где прежде был мох да болото, пень да колода, там теперь дворец — ни в сказке сказать, ни пером написать, там сад — во всем царстве не сыскать, там люди — в белом свете не видать! Там мы были-пробывали, три родных братца нас угощали: во лбу у них солнце, на затылке месяц, по бокам часты звезды, и живет с ними и любуется на них мать-царевна прекрасная.
Выслушал Иван-царевич и задумался... кольнуло его в грудь, забилося сердце; снял он свой верный меч, взял меткую стрелу, оседлал ретивого коня и, не сказав жене “прощай!”, полетел во дворец — что ни в сказке сказать, ни пером написать.
Очутился там, глянул на детей, глянул на жену — узнал и не вспомнился от радости — душа просветлела!
В это время я там была, мед-вино пила, все видела, всем было очень весело, горько только одной старшей сестре, которую так же засмолили в бочку, так же бросили в море, но не так ее бог хранил: она тут же канула на дно, и след пропал!
Сказка Птичий язык
В одном городе жил купец с купчихою, и дал им господь сына не по годам смышленого, по имени Василий.
Раз как-то обедали они втроем; а над столом висел в клетке соловей и так жалобно пел, что купец не вытерпел и проговорил:
— Если б сыскался такой человек, который отгадал бы мне вправду, что соловей распевает и какую судьбу предвещает, — кажись, при жизни бы отдал ему половину имения, да и по смерти отказал много добра.
А мальчик — ему было лет шесть тогда — посмотрел отцу с матерью в глаза и сказал:
— Я знаю, что соловей поет, да сказать боюсь.
— Говори без утайки! — пристали к нему отец с матерью.
И Вася со слезами вымолвил:
— Соловей предвещает, что придет пора-время, будете вы мне служить: отец станет воду подавать, а мать полотенце — лицо, руки утирать.
Слова эти больно огорчили купца с купчихою, и решились они сбыть свое детище; построили небольшую лодочку, в темную ночь положили в нее сонного мальчика и пустили в открытое море.
На ту пору вылетел из клетки соловей-вещун, прилетел в лодку и сел мальчику на плечо.
Вот плывет лодка по морю, а навстречу ей корабль на всех парусах летит. Увидал корабельщик мальчика, жалко ему стало, взял его к себе, расспросил про все и обещал держать и любить его, как родного сына.
На другой день говорит мальчик новому отцу:
— Соловей-де напевает, что подымется буря, поломает мачты, порвет паруса; надо поворотить в становище.
Но корабельщик не послушался.
И впрямь поднялась буря, поломала мачты, оборвала паруса.
Делать нечего, прошлого не воротишь; поставили новые мачты, поправили паруса и поплыли дальше. А Вася опять говорит:
— Соловей-де напевает, что навстречу идут двенадцать кораблей, все разбойничьих, во полон нас возьмут!
На этот раз корабельщик послушался, приворотил к острову и видел, как те двенадцать кораблей, все разбойничьих, пробежали мимо.
Выждал корабельщик сколько надобно и поплыл дальше.
Ни мало, ни много прошло времени, пристал корабль к городу Хвалынску; а у здешнего короля уже несколько годов перед дворцовыми окнами летают и кричат ворон с воронихою и вороненком, ни днем, ни ночью никому угомону не дают.
Что ни делали, никакими хитростями не могут их от окошек отжить; даже дробь не берет! И приказано было от короля прибить на всех перекрестках и пристанях такову грамоту: ежели кто сможет отжить от дворцовых окошек ворона с воронихою, тому король отдаст в награду полцарства своего и меньшую королевну в жены; а кто возьмется за такое дело, а дела не сделает, тому отрублена будет голова.
Много было охотников породниться с королем, да все головы свои под топор положили.
Узнал про то Вася, стал проситься у корабельщика.
— Позволь пойти к королю — отогнать ворона с воронихою.
Сколько ни уговаривал его корабельщик, никак не мог удержать.
— Ну, ступай, — говорит, — да если что недоброе случится — на себя пеняй!
Пришел Вася во дворец, сказал королю и велел открыть то самое окно, возле которого воронье летало.
Послушал птичьего крику и говорит королю:
— Ваше величество, сами видите, что летают здесь трое: ворон, жена его ворониха и сын их вороненок; ворон с воронихою спорят, кому принадлежит сын — отцу или матери, и просят рассудить их. Ваше величество! Скажите, кому принадлежит сын?
Король говорит:
— Отцу.
Только изрек король это слово, ворон с вороненком полетели вправо, а ворониха — влево.
После того король взял мальчика к себе, и жил он при нем в большой милости и чести; вырос и стал молодец молодцом, женился на королевне и взял в приданое полцарства.
Вздумалось ему как-то поездить по разным местам по чужим землям, людей посмотреть и себя показать: собрался и поехал странствовать.
В одном городе остановился он ночевать; переночевал, встал поутру и велит, чтоб подали ему умываться.
Хозяин принес ему воду, а хозяйка подала полотенце; разговорился с ними королевич и узнал, что-то были отец его и мать, заплакал от радости и упал к их ногам родительским; а после взял их с собою в город Хвалынск, и стали они все вместе жить-поживать да добра наживать.
Семь Симеонов
Жил-был старик со старухой. Пришел час: мужик помер. Осталось у него семь сыновей-близнецов, что по прозванию семь Симеонов.
Вот они растут да растут, все один в одного и лицом и статью, и каждое утро выходят пахать землю все семеро.
Случилось так, что тою стороной ехал царь: видит с дороги, что далеко в поле пашут землю как на барщине — так много народу! — а ему ведомо, что в той стороне нет барской земли.
Вот посылает царь своего конюшего узнать, что за люди такие пашут, какого роду и звания, барские или царские, дворовые ли какие или наемные?
Приходит к ним конюший, спрашивает:
— Что вы за люди такие есть, какого роду и звания? Отвечают ему:
— А мы такие люди, мать родила нас, семь Симеонов, а пашем мы землю отцову и дедину.
Воротился конюший и рассказал царю все, как слышал. Удивляется царь.
— Такого чуда не слыхивал я! — говорит он и тут же посылает сказать семи Симеонам, что он ждет их к себе в терем на услуги и посылки.
Собрались все семеро и приходят в царские палаты, становятся в ряд.
— Ну, — говорит царь, — отвечайте: к какому мастерству кто способен, какое ремесло знаете? Выходит старший.
— Я, — говорит, — могу сковать железный столб сажон в двадцать вышиною.
— А я, — говорит второй, — могу уставить его в землю.
— А я, — говорит третий, — могу взлезть на него и осмотреть кругом далеко-далеко все, что по белому свету творится.
— А я, — говорит четвертый, — могу срубить корабль, что ходит по морю, как по суху.
— А я, — говорит пятый, — могу торговать разными товарами по чужим землям.
— А я, — говорит шестой, — могу с кораблем, людьми и товарами нырнуть в море, плавать под водою и вынырнуть где надо.
— А я — вор, — говорит седьмой, — могу добыть, что приглядится иль полюбится.
— Такого ремесла я не терплю в своем царстве-государстве, — ответил сердито царь последнему, седьмому Симеону, — и даю тебе три дня сроку выбираться из моей земли куда тебе любо; а всем другим шестерым Симеонам приказываю остаться здесь.
Пригорюнился седьмой Симеон: не знает, как ему быть и что делать.
А царю была по сердцу красавица царевна, что живет за горами, за морями. Вот бояре, воеводы царские и вспомнили, что седьмой Симеон, мол, пригодится и, может быть, сумеет привезти чудную царевну, и стали они просить царя оставить Симеона. Подумал царь и позволил ему остаться.
Вот на другой день царь собрал бояр своих и воевод и весь народ, приказывает семи Симеонам показать свое уменье.
Старший Симеон, недолго мешкая, сковал железный столб в двадцать сажон вышиною. Царь приказывает своим людям уставить железный столб в землю, но как ни бился народ, не мог его уставить.
Тогда приказал царь второму Симеону вставить железный столб в землю. Симеон второй, недолго думая, поднял и упер столб в землю.
Затем Симеон третий взлез на этот столб, сел на маковку и стал глядеть кругом далече, как и что творится по белу свету; и видит синие моря, на них, как пятна, мреют корабли, видит села, города, народа тьму, но не примечает той чудной царевны, что полюбилась царю. И стал пуще глядеть во все виды и вдруг заприметил: у окна в далеком тереме сидит красавица царевна, румяна, белолица и тонкокожа: видно, как мозги переливаются по косточкам.
— Видишь? — кричит ему царь.
— Вижу.
— Слезай же поскорее вниз и доставай царевну, как там знаешь, чтоб была мне во что бы ни стало!
Собрались все семеро Симеонов, срубили корабль, нагрузили его всяким товаром, и все вместе поплыли морем доставать царевну по-за сизыми горами, по-за синими морями.
Едут, едут между небом и землей, пристают к неведомому острову у пристани.
А Симеон меньшой взял с собой в путь сибирского кота ученого, что может по цепи ходить, вещи подавать, разны немецки штуки выкидывать.
И вышел меньшой Симеон с своим котом с сибирским, идет по острову, а братьев просит не сходить на землю, пока он сам не придет назад.
Идет по острову, приходит в город и на площади пред царевниным теремом забавляется с котом ученым, сибирским: приказывает ему вещи подавать, через плетку скакать, немецкие штуки выкидывать.
На ту пору царевна сидела у окна и завидела неведомого зверя, какого у них и не водилось отродясь. Тотчас же посылает прислужницу свою узнать, что за зверь такой и продажный али нет? Слушает Симеон красную молодку, царевнину прислужницу, и говорит:
— Зверь мой — кот сибирский, а продавать — не продаю ни за какие деньги, а коли крепко кому он полюбится, тому
подарить — подарю.
Так и рассказала прислужница своей царевне, а царевна снова подсылает свою молодку к Симеону-вору:
— Крепко, мол, зверь твой полюбился!
Пошел Симеон во терем царевнин и принес ей в дар кота своего сибирского; просит только за это пожить в ее тереме три дня и отведать царского хлеба-соли, да еще прибавил:
— Научить тебя, прекрасная царевна, как играться и забавляться с неведомым зверем, с сибирским котом?
Царевна позволила, и Симеон остался ночевать в царском тереме.
Пошла весть по палатам, что у царевны завелся дивный неведомый зверь; собрались все: и царь, и царица, и царевичи, и царевны, и бояре, и воеводы, — все глядят, любуются не налюбуются на веселого зверя, ученого кота.
Все желают достать и себе такого и просят царевну; но царевна не слушает никого, не Дарит никому своего сибирского кота, гладит его по шерсти шелковой, забавляется с ним день и ночь, а Симеона приказывает поить и угощать вволю, чтоб ему было хорошо.
Благодарит Симеон за хлеб-соль, за угощенье и за ласки и на третий день просит царевну пожаловать к нему на корабль, поглядеть на устройство его и на разных зверей, виданных и невиданных, ведомых и неведомых, что привез он с собою.
Царевна спросилась у батюшки-царя и вечерком с прислужницами и няньками пошла смотреть корабль Симеона и зверей его, виданных и невиданных, ведомых и неведомых.
Приходит, у берега поджидает ее Симеон меньшой и просит царевну не прогневаться и оставить на земле нянек и прислужниц, а самое пожаловать на корабль:
— Там много зверей разных и красивых; какой тебе полюбится, тот и твой! А всех одарить, кому что полюбится, — и нянек, и прислужниц — не можем.
Царевна согласна и приказывает нянькам да прислужницам подождать ее на берегу, а сама идет за Симеоном на корабль глядеть дива дивные, зверей чудных.
Как взошла — корабль и отплыл и пошел гулять по синему морю.
Царь ждет не дождется царевны. Приходят няньки и прислужницы, плачутся, рассказывая свое горе. И распалился гневом царь, приказывает сейчас же устроить погоню.
Снарядили корабль, и погнался царский корабль за царевной. Чуть мреет далече — плывет корабль Симеонов и не ведает, что за ним царская погоня летит — не плывет! Вот уж близко!
Как увидали семь Симеонов, что погоня уж близко — вот-вот догонит! — нырнули и с царевной и с кораблем. Долго плыли под водой и поднялись наверх тогда, как близко стало до родной земли.
А царская погоня плавала три дня, три ночи; ничего не нашла, с тем и возвратилась.
Приезжают семь Симеонов с прекрасной царевной домой, глядь — на берегу высыпало народу, что гороху, премногое множество! Сам царь поджидает у пристани и встречает гостей заморских: семерых Симеонов с прекрасной царевной, с радостью великою.
Как сошли они на берег, народ стал кричать и шуметь, а царь поцеловал царевну во уста сахарные, повел во палаты белокаменные, посадил за столы дубовые, скатерти браные, угостил всякими напитками медовыми и наедками сахарными и вскорости отпраздновал свадьбу с душою-царевной — и было веселье и большой пир, что на весь крещеный мир!
А семи Симеонам дал волю по всему царству-государству жить да поживать привольно, торговать беспошлинно, владеть землей жалованной безобидно; всякими ласками обласкал и домой отпустил с казной на разживу.
Была и у меня клячонка — восковые плечонки, плеточка гороховая. Вижу: горит у мужика овин; клячонку я поставил, пошел овин заливать. Покуда овин заливал, клячонка растаяла, плеточку вороны расклевали. Торговал кирпичом, остался ни при чем; был у меня шлык, подворотню шмыг, да колешко сшиб, и теперь больно.
Тем и сказке конец!
Сказка про ежика Витю
— Посмотри, какой у меня красивый и пушистый хвост, Разве я могу дружить с такой серой колючкой как ты? — говорила Вите лиса.
— Ты слишком маленький, я случайно могу раздавить тебя одной левой,— бурчал медведь.
— Ты такой неуклюжий, ни попрыгаешь с тобой, ни побегаешь,— пищал зайка.
— У тебя же нет ни голоса, ни слуха. Лягушки на болоте — и те поют лучше тебя,— курлыкал ему прямо в ухо соловей.
Бедному ежику было очень обидно слышать такие слова. Витя подолгу сидел на берегу старого лесного пруда и смотрел на свое отражение в воде. «Ну почему я такой маленький, такой колючий, неуклюжий, почему у меня нет музыкального слуха?»— плакал он. Маленькие слезы ежика градом лились в пруд, но некому было даже пожалеть бедняжку. Витя так грустил и переживал из-за того, что никто не хотел с ним дружить, что чуть было не заболел.
Однажды утром Витя как обычно отправился на лесную поляну поискать грибов и ягод себе на завтрак. Ежик медленно брел по дорожке, погруженный в свои печальные мысли, как вдруг мимо него промчалась лиса и чуть было не сбила его с ног. Витя огляделся вокруг и увидел, что за лисой гонится охотник с ружьем. Ежику было очень страшно. «Охотник такой большой, а я такой маленький», — подумал он. Но несмотря на страх Витя, ни минуты не раздумывая, свернулся клубочком и бросился охотнику под ноги.
Охотник споткнулся об острые колючки ежика и упал. Пока охотник поднимался на ноги, лиса уже успела убежать, а ежик поспешил спрятаться под куст. Там, дрожа от страха, Витя дождался пока охотник уйдет. Только под вечер, сильно хромая, ежик побрел к своей норке. Спасая лису, он повредил себе лапку, и теперь ему было очень трудно идти, потому что она сильно болела. Когда ежик наконец добрался до старой сосны, там его ждала лиса.
— Спасибо тебе, ежик. Ты очень смелый. Все в лесу испугались охотника и спрятались в свои норки. Никто не решился помочь мне, а ты не испугался и спас меня. Ты настоящий друг, — сказала лиса.
С тех пор ежик и лиса стали лучшими друзьями. Лиса заботилась о нем и приносила Вите лекарственные травы, грибы и ягоды, пока у него болела лапка и ему трудно было ходить. Ежик быстро поправлялся, ведь теперь он был не одинок, теперь у него был настоящий друг.
Ведь настоящий друг — это не тот, у кого красивый хвост, великолепный голос или быстрые ноги. Настоящий друг — это тот, кто не бросит в беде и не отойдет в сторону, если тебе нужна помощь.
Сказка Царевна, разрешающая загадки
Жил-был старик; у него было три сына: два умных, а третий — Иван-дурак. Какой-то был тогда царь — это давно уж было; у него была дочь. Она и говорит отцу:
— Позволь мне, батюшка, отгадывать загадки; если у кого отгадаю загадки, тому чтобы голову отсекли, а не отгадаю, за того пойду замуж.
Тотчас сделали клич; многие являлись, всех казнили: царевна отгадывала загадки. Иван-дурак говорит отцу:
— Благословляй, батюшка! Я пойду к царю загадывать загадки!
— Куда ты, дурак! И лучше-то тебя, да казнят!
— Благословишь — пойду, и не благословишь — пойду!
Делать нечего, отец благословил.
Иван-дурак поехал, видит: на дороге хлеб, в хлебе лошадь; он выгнал ее кнутиком, чтоб не отаптывала, и говорит:
— Вот загадка есть!
Едет дальше, видит змею, взял ее заколол копьем и думает:
— Вот другая загадка!
Приезжает к царю; его приняли и велят загадывать загадки. Он говорит:
— Ехал я к вам, вижу на дороге добро, в добре-то добро же, я взял добро-то да добром из добра и выгнал; добро от добра и из добра убежало.
Царевна хватила книжку, смотрит: нету этой загадки; не знает разгадать и говорит отцу:
— Батюшка! У меня сегодня головушка болит, мысли помешались; я завтра разгадаю.
Отложили до завтра.
Ивану-дураку отвели комнату. Он вечером сидит, покуривает трубочку; а царевна выбрала верную горнишну, посылает ее к Ивану-дураку:
— Поди, — говорит, — спроси у него, что это за загадка; сули ему злата и серебра, чего угодно.
Горнишна приходит, стучится; Иван-дурак отпер двери, она вошла и спрашивает загадку, сулит горы золота и серебра. Иван-дурак и говорит:
— На что мне деньги! У меня своих много. Пусть царевна простоит всю ночь не спавши в моей горнице, дак скажу загадку.
Царевна услышала это, согласилась, стояла всю ночь — не спала.
Иван-дурак утром сказал загадку, что выгнал из хлеба лошадь. И царевна разгадала.
Иван-дурак стад другую загадывать:
— Ехал я к вам, на дороге вижу зло, взял его да злом и ударил, зло от зла и умерло.
Царевна опять хватила книжку, не может разгадать загадку и отпросилась до утра.
Вечером посылает горнишну узнать у Ивана-дурака загадку:
— Сули, — говорит, — ему денег!
— На что мне деньги! У меня своих много, — отвечает Иван-дурак, — пусть царевна простоит ночь не спавши, тогда скажу загадку.
Царевна согласилась, не спала ночь и загадку разгадала.
Третью загадку Иван-дурак так не стал загадывать, а велел собрать всех сенаторов и загадал, как царевна не умела отгадывать те загадки и посылала к нему горнишну подкупать на деньги.
Царевна не могла догадаться и этой загадки; опять к нему спрашивать — сулила серебра и золота сколько угодно и хотела отправить домой на прогоне. Не тут-то было! Опять простояла ночь не спавши; он как сказал ей, о чем загадка, — ей разгадывать-то нельзя; о ней, значит, узнают, как и те загадки она выпытывала у Ивана-дурака.
И ответила царевна:
— Не знаю.
Вот веселым пирком, да и за свадебку. Иван-дурак женился на ней, стали они жить да быть, и теперь живут.
Как муравьишка домой спешил
Виталий Бианки
Сказка об умном мышонке
(Илл. А.Савченко)
Красная Шапочка
Шарь Перро
Давным-давно жила в одной деревне девочка, такая хорошенькая, что лучше её и на свете не было. Мать любила её без памяти, а бабушка любила ее ещё больше. Ко дню рождения внучки подарила ей бабушка красную шапочку. С тех пор девочка всюду ходила в своей новой, нарядной красной шапочке. Соседи так про неё и говорили: – Вот Красная Шапочка идёт! Как-то раз испекла мама пирожок и сказала Красной Шапочке: – Сходи-ка, дочка, к бабушке, снеси ей этот пирожок и горшочек масла да узнай, здорова ли она.
Собралась Красная Шапочка и пошла к бабушке, в другую деревню. Идёт Красная Шапочка лесом, а навстречу ей – серый Волк.
Очень захотелось ему съесть девочку, он не посмел: где-то близко стучали топорами дровосеки. Облизнулся Волк и спрашивает Красную Шапочку: – Куда ты идёшь, девочка? А Красная Шапочка ещё не знала, как это опасно – останавливаться в лесу и разговаривать с волками. Поздоровалась она с Волком и говорит: – Иду к бабушке и несу ей вот этот пирожок и горшочек масла. – А далеко ли живёт твоя бабушка? – спрашивает Волк. – Далеко, – отвечает Красная Шапочка. – В деревне, за мельницей, в первом домике с края. – Ладно, – говорит Волк, – я тоже хочу проведать твою бабушку. Я по этой дороге пойду, а ты ступай по той. Посмотрим, кто из нас раньше придёт. Сказал это Волк и побежал, что было духу, по самой короткой дорожке. А Красная Шапочка пошла по самой длинной дороге. Шла Красная Шапочка не торопясь, по пути то и дело останавливалась, рвала цветы и собирала в букеты.
Не успела Красная Шапочка ещё и до мельницы дойти, а Волк уже прискакал к бабушкиному домику и стучится в дверь: – Тук-тук! – Кто там? – спрашивает бабушка. – Это я, внучка ваша, – отвечает Волк тоненьким голоском. – Я к вам в гости пришла, пирожок принесла и горшочек масла. А бабушка была в это время больна и лежала в постели. Она подумала, что это и в самом деле Красная Шапочка, и крикнула: – Дёрни за верёвочку, дитя моё, – дверь и откроется! Волк дёрнул за верёвочку – дверь и открылась.
Бросился Волк на бабушку и проглотил её. Он был очень голоден, потому что три дня ничего не ел.
Потом закрыл дверь, улёгся на бабушкину постель и стал поджидать Красную Шапочку. Скоро она пришла и постучалась: – Тук-тук! – Кто там?– спрашивает Волк. А голос у него грубый, хриплый. Красная Шапочка вначале испугалась, но потом подумала, что бабушка охрипла от простуды и оттого у неё такой голос. – Это я, внучка ваша, – говорит Красная Шапочка. – Принесла вам пирожок и горшочек масла! Волк откашлялся и сказал потоньше: – Дёрни за верёвочку, дитя моё, – дверь и откроется. Красная Шапочка дёрнула за верёвочку – дверь и открылась. Вошла Красная Шапочка, а Волк спрятался под одеяло и говорит: – Положи-ка, внучка, пирожок на стол, горшочек на полку поставь, а сама приляг рядом со мной! Ты, верно, очень устала. Красная Шапочка прилегла рядом с Волком и спрашивает: – Бабушка, почему у вас такие большие руки? – Это чтобы покрепче обнять тебя, дитя моё. – Бабушка, почему у вас такие большие уши? – Чтобы лучше слышать, дитя моё. – Бабушка, почему у вас такие большие глаза? – Чтобы лучше видеть, дитя моё. – Бабушка, почему у вас такие большие зубы? – А это чтоб скорее съесть тебя, дитя моё!
Не успела Красная Шапочка и охнуть, как злой Волк бросился на неё и проглотил вместе с башмачками и красной шапочкой. Но, по счастью, в это самое время проходили мимо домика дровосеки с топорами на плечах.
Услышали они шум, вбежали в домик и убили Волка. А потом распороли ему брюхо, и оттуда вышла Красная Шапочка, а за ней и бабушка – обе целые и невредимые.
(Илл. Г.Бедарева)
Маленькие человечки
Братья Гримм
Жил на свете сапожник. Денег у него совсем не было. И так он наконец обеднел, что остался у него всего только один кусок кожи на пару сапог. Выкроил под вечер он из этой кожи заготовки для сапог и подумал: «Лягу я спать, а утром встану пораньше и сошью сапоги».
Так он и сделал: лёг и уснул. А утром проснулся, умылся и хотел сесть за работу.
Только смотрит, а сапоги уже сшиты.
Очень удивился сапожник. Взял он сапоги и стал их внимательно рассматривать.
Как хорошо были они сработаны! Ни одного стежка не было неверного. Сразу было видно, что искусный мастер те сапоги шил. А скоро нашёлся и покупатель на сапоги.
И так они ему понравились, что заплатил он за них большие деньги. Смог теперь сапожник купить себе кожи на две пары сапог.
Скроил он вечером две пары и думает: «Лягу я сейчас спать, а утром встану пораньше и начну шить».
Встал он утром, умылся, смотрит — готовы обе пары сапог.
Покупатели опять скоро нашлись. Очень им понравились сапоги. Заплатили они сапожнику большие деньги, и смог он купить себе кожи на целых четыре пары сапог.
На другое утро и эти четыре пары были готовы.
И так пошло с тех пор каждый день. Что скроит вечером сапожник, то к утру уже бывает сшито.
Кончилась у сапожника бедная да голодная жизнь.
Однажды вечером скроил он, как всегда, сапоги, но перед сном вдруг говорит своей жене:
— Слушай, жена, что если сегодня ночью не ложиться спать, а посмотреть, кто это нам сапоги шьёт?
Жена обрадовалась и сказала:
— Конечно, не будем ложиться, давай посмотрим.
Зажгла жена свечку на столе, потом спрятались они в углу под платьями и стали ждать.
И вот ровно в полночь пришли в комнату маленькие человечки. Сели они за сапожный стол, взяли своими маленькими пальчиками накроенную кожу и принялись шить.
Они так проворно и быстро тыкали шилом, тачали да постукивали молотками, что сапожник от изумления не мог отвести от них глаз.
Они работали до тех пор, пока не сшили все сапоги. А когда последняя пара была готова, спрыгнули человечки со стола и сразу исчезли.
Утром жена сказала мужу:
— Маленькие человечки сделали нас богатыми. Надо и нам сделать для них что-нибудь хорошее. Приходят человечки к нам по ночам, одежды на них нет, и, наверно, им очень холодно. Знаешь, что я придумала: сошью-ка я каждому из них курточку, рубашечку и штанишки. А ты им сапожки смастери.
Выслушал её муж и говорит:
— Хорошо ты придумала. То-то они, верно, обрадуются!
И вот однажды вечером положили они свои подарки на стол вместо выкроенной кожи, а сами опять спрятались в углу и стали ждать маленьких человечков.
Ровно в полночь, как всегда, пришли в комнату маленькие человечки. Они прыгнули на стол и хотели сразу же приняться за работу. Только смотрят — на столе вместо скроенной кожи лежат красные рубашечки, костюмчики и стоят маленькие сапожки.
Сперва удивились маленькие человечки, а потом очень обрадовались. Быстро-быстро надели они свои красивые костюмчики и сапожки, затанцевали и запели:
Хороши у нас наряды,
Значит, не о чем тужить!
Мы нарядам нашим рады
И сапог не будем шить!
Долго пели, танцевали и прыгали маленькие человечки через стулья и скамейки. Потом они исчезли и больше уже не приходили шить сапоги. Но счастье и удача с тех пор не покидали сапожника во всю его долгую жизнь.
(илл. О.Йонайтис)
Сивка-бурка
Жил-был старик, и было у него три сына.
Младшего все Иванушкой-дурачком звали. Посеял раз старик пшеницу. Добрая уродилась пшеница, да только повадился кто-то ту пшеницу мять да топтать. Вот старик и говорит сыновьям: — Милые мои дети! Стерегите пшеницу каждую ночь по очереди, поймайте вора! Настала первая ночь. Отправился старший сын пшеницу стеречь, да захотелось ему спать. Забрался он на сеновал и проспал до утра. Приходит утром домой и говорит: — Всю-то ночь я не спал, пшеницу стерег! Иззяб весь, а вора не видал. На вторую ночь пошел средний сын. И он всю ночь проспал на сеновале. На третью ночь приходит черед Иванушке-дурачку идти. Положил он пирог за пазуху, взял веревку и пошел. Пришел в поле, сел на камень. Сидит не спит, пирог жует, вора дожидается. В самую полночь прискакал на пшеницу конь — одна шерстинка серебряная, другая золотая; бежит — земля дрожит, из ушей дым столбом валит, из ноздрей пламя пышет. И стал тот конь пшеницу есть. Не столько ест, сколько копытами топчет. Подкрался Иванушка к коню и разом накинул ему на шею веревку. Рванулся конь изо всех сил — не тут-то было! Иванушка вскочил на него ловко и ухватился крепко за гриву. Уж конь носил-носил его по чисту полю, скакал-скакал — не мог сбросить! Стал конь просить Иванушку: — Отпусти ты меня, Иванушка, на волю! Я тебе за это великую службу сослужу. — Хорошо, — отвечает Иванушка, — отпущу, да как я тебя потом найду?
— — А ты выйди в чистое поле, в широкое раздолье, свистни три раза молодецким посвистом, гаркни богатырским покриком: «Сивка-бурка, вещий каурка, стань передо мной, как лист перед травой!» — я тут и буду. Отпустил Иванушка коня и взял с него обещание пшеницы никогда больше не есть и не топтать. Пришел Иванушка поутру домой. — Ну, рассказывай, что ты там видел? — спрашивают братья. — Поймал я, — говорит Иванушка, — коня — одна шерстинка серебряная, другая золотая. — А где же тот конь? — Да он обещал больше не ходить в пшеницу, вот я его и отпустил.
Не поверили Иванушке братья, посмеялись над ним вволю. Да только уж с этой ночи и вправду никто пшеницы не трогал… Скоро после того разослал царь гонцов по всем деревням, по всем городам клич кликать: — Собирайтесь, бояре да дворяне, купцы да простые крестьяне, к царю на двор. Сидит царская дочь Елена Прекрасная в своем высоком тереме у окошка. Кто на коне до царевны доскочит да с ее руки золотой перстень снимет, за того она и замуж пойдет!
Вот в указанный день собираются братья ехать к царскому двору — не затем, чтобы самим скакать, а хоть на других посмотреть. А Иванушка с ними просится: — Братцы, дайте мне хоть какую-нибудь лошаденку, и я поеду посмотрю на Елену Прекрасную! — Куда тебе, дурню! Людей, что ли, хочешь смешить? Сиди себе на печи да золу пересыпай! Уехали братья, а Иванушка-дурачок и говорит братниным женам: — Дайте мне лукошко, я хоть в лес пойду — грибов наберу! Взял лукошко и пошел, будто грибы собирать. Вышел Иванушка в чистое поле, в широкое раздолье, лукошко под куст бросил, а сам свистнул молодецким посвистом, гаркнул богатырским покриком: — Сивка-бурка, вещий каурка, стань передо мной, как лист перед травой!
Конь бежит, земля дрожит, из ушей дым столбом валит, из ноздрей пламя пышет. Прибежал и стал перед Иванушкой как вкопанный. — Что угодно, Иванушка? — Хочу посмотреть на царскую дочь Елену Прекрасную!— отвечает Иванушка. — Ну, влезай ко мне в правое ухо, в левое вылезай! Влез Иванушка коню в правое ухо, а в левое вылез — и стал таким молодцом, что ни вздумать, ни взгадать, ни в сказке сказать, ни пером описать!
Сел на Сивку-бурку и поскакал прямо к городу. Нагнал он по дороге своих братьев, проскакал мимо них, пылью дорожной осыпал. Прискакал Иванушка на площадь — прямо к царскому дворцу. Смотрит — народу видимо-невидимо, а в высоком терему, у окна, сидит царевна Елена Прекрасная. На руке у нее перстень сверкает — цены ему нет! А собою она красавица из красавиц. Глядят все на Елену Прекрасную, а никто не решается до нее доскочить: никому нет охоты шею себе ломать. Ударил тут Иванушка Сивку-бурку по крутым бокам… Фыркнул конь, заржал, прыгнул — только на три бревна до царевны не допрыгнул. Удивился народ, а Иванушка повернул Сивку и ускакал. Кричат все: — Кто таков? Кто таков? А Иванушки уж и след простыл. Видели, откуда прискакал, не видели, куда ускакал. Примчался Иванушка в чистое поле, соскочил с коня, влез ему в левое ухо, а в правое вылез и стал по-прежнему Иванушкой-дурачком. Отпустил он Сивку-бурку, набрал полное лукошко мухоморов и принес домой:
— Эва, какие грибки хорошие! Рассердились братнины жены на Иванушку и давай его ругать: — Какие ты, дурень, грибы принес? Только тебе одному их есть! Усмехнулся Иванушка, забрался на печь и сидит. Воротились домой братья и рассказывают женам, что они в городе видели: — Ну, хозяйки, какой молодец к царю приезжал! Такого мы сроду не видывали. До царевны только на три бревна не доскочил. А Иванушка лежит на печи да посмеивается: — Братцы родные, а не я ли это там был? — Куда тебе, дурню, там быть! Сиди уж на печи да мух лови! На другой день старшие братья снова в город поехали, а Иванушка взял лукошко и пошел за грибами. Вышел в чистое поле, в широкое раздолье, лукошко бросил, сам свистнул молодецким посвистом, гаркнул богатырским покриком: — Сивка-бурка, вещий каурка, стань передо мной, как лист перед травой! Конь бежит, земля дрожит, из ушей дым столбом валит, из ноздрей пламя пышет. Прибежал и стал перед Иванушкой как вкопанный. Влез Иванушка Сивке-бурке в правое ухо, в левое вылез и стал молодец молодцом. Вскочил на коня и поскакал ко двору. Видит — на площади народу еще больше прежнего. Все на царевну любуются, а скакать никто и не думает: боятся шею себе сломать! Ударил тут Иванушка своего коня по крутым бокам. Заржал Сивка-бурка, прыгнул — только на два бревна до царевнина окна не достал. Поворотил Иванушка Сивку и ускакал. Видели, откуда прискакал, не видели, куда ускакал. А Иванушка уже в чистом поле. Отпустил Сивку-бурку, а сам пошел домой. Сел на печь, сидит, дожидается братьев. Приезжают братья домой и рассказывают: — Ну, хозяйки, тот же молодец опять приезжал! Не доскочил до царевны только на два бревна. Иванушка и говорит им: —
Братцы, а не я ли это там был? — Сиди, дурень, помалкивай!.. На третий день братья снова собираются ехать, а Иванушка говорит: — Дайте мне хоть плохонькую лошаденку: поеду и я с вами! — Сиди, дурень, дома! Только тебя там и не хватает! Сказали и уехали. Иванушка вышел в чистое поле, в широкое раздолье, свистнул молодецким посвистом, гаркнул богатырским покриком: — Сивка-бурка, вещий каурка, стань передо мной, как лист перед травой! Конь бежит, земля дрожит, из ушей дым столбом валит, из ноздрей пламя пышет. Прибежал и стал перед Иванушкой как вкопанный. Влез Иванушка коню в правое ухо, в левое вылез. Стал молодец молодцом и поскакал к царскому дворцу. Прискакал Иванушка к высокому терему, стегнул Сивку-бурку плеткой… Заржал конь пуще прежнего, ударил о землю копытами, прыгнул — и доскочил до окна!
Поцеловал Иванушка Елену Прекрасную в алые губы, снял с ее пальца заветный перстень и умчался. Только его и видели! Тут все зашумели, закричали, руками замахали: — Держи его! Лови его! А Иванушки и след простыл. Отпустил он Сивку-бурку, пришел домой. Одна рука тряпкой обмотана. — Что это с тобою приключилось? — спрашивают братнины жены. — Да вот, искал грибы, на сучок накололся… И полез на печку. Вернулись братья, стали рассказывать, что и как было: — Ну, хозяйки, тот молодец в этот раз так скакнул, что до царевны доскочил и перстень с ее пальца снял! Иванушка сидит на печке да знай свое: — Братцы, а не я ли это там был? — Сиди, дурень, не болтай зря! Тут Иванушке захотелось на царевнин драгоценный перстень взглянуть. Как размотал он тряпку, так всю избу и осияло!
— Перестань, дурень, с огнем баловать! — кричат братья. — Еще избу сожжешь. Пора тебя совсем из дому прогнать! Ничего им Иванушка не ответил, а перстень снова тряпкой обвязал… Через три дня царь снова клич кликнул: чтобы весь народ, сколько ни есть в царстве, собирался к нему на пир и чтобы никто не смел дома оставаться. А кто царским пиром побрезгает, тому голову с плеч долой! Нечего делать, отправились братья на пир, повезли с собой и Иванушку-дурачка. Приехали, уселись за столы дубовые, за скатерти узорчатые, пьют-едят, разговаривают. А Иванушка забрался за печку, в уголок, и сидит там. Ходит Елена Прекрасная, потчует гостей. Каждому подносит вина и меду, а сама смотрит, нет ли у кого на руке ее перстенька заветного. У кого перетень на руке — тот и жених ее. Только ни у кого перстня не видна… Обошла она всех, подходит к последнему — к Иванушке. А он за печкой сидит, одежонка на нем худая, лаптишки рваные, одна рука тряпкой обвязана.
Братья глядят и думают: «Ишь ты, царевна и нашему Ивашке вина подносит!» А Елена Прекрасная подала Иванушке стакан вина и спрашивает: — Почему это у тебя, молодец, рука обвязана? — Ходил в лес по грибы да на сук накололся. — А ну-ка, развяжи, покажи! Развязал Иванушка руку, а на пальце у него царевнин перстень заветный: так и сияет, так и сверкает! Обрадовалась Елена Прекрасная, взяла Иванушку за руку, подвела к отцу и говорит: — Вот, батюшка, мой жених и нашелся! Умыли Иванушку, причесали, одели, и стал он не Иванушкой-дурачком, а молодец молодцом, прямо и не узнаешь!
Тут ждать да рассуждать не стали — веселым пирком да за свадебку! Я на том пиру был, мед-пиво пил, по усам текло, а в рот не попало.
(Илл. Н.Кочергина)
Хаврошечка
Есть на свете люди хорошие, есть и похуже, есть и такие, которые своего брата не стыдятся.
К таким-то и попалась Крошечка-Хаврошечка. Осталась она сиротой, взяли ее эти люди, выкормили и над работой заморили: она и ткет, она и прядет, она и прибирает, она и за все отвечает.
А были у ее хозяйки три дочери. Старшая звалась Одноглазка, средняя Двуглазка, а меньшая Триглазка.
Дочери только и знали, что у ворот сидеть, на улицу глядеть, а Крошечка-Хаврошечка на них работала: их и обшивала, для них пряла и ткала – и слова доброго никогда не слыхала.
Выйдет, бывало, Крошечка-Хаврошечка в поле, обнимет свою рябую коровку, ляжет к ней на шейку и рассказывает, как ей тяжко жить-поживать:
– Коровушка-матушка! Меня бьют, журят, хлеба не дают, плакать не велят. К завтрашнему дню мне велено пять пудов напрясть, наткать, побелить и в трубы покатать.
А коровушка ей в ответ:
– Красная девица, влезь ко мне в одно ушко, а в другое вылезь – все будет сработано.
Так и сбывалось. Влезет Хаврошечка коровушке в одно ушко, вылезет из другого – все готово: и наткано, и побелено, и в трубы покатано.
Отнесет она холсты к хозяйке. Та поглядит, покряхтит, спрячет в сундук, а Крошечке-Хаврошечке еще больше работы задаст.
Хаврошечка опять придет к коровушке, обнимет ее, погладит, в одно ушко влезет, в другое вылезет и готовенькое возьмет, принесет хозяйке.
Вот хозяйка позвала свою дочь Одноглазку и говорит ей:
– Дочь моя хорошая, дочь моя пригожая, поди догляди, кто сироте помогает: и ткет, и прядет, и в трубы катает?
Пошла Одноглазка с Хаврошечкой в лес, пошла с нею в поле, да забыла матушкино приказание, распеклась на солнышке, разлеглась на травушке. А Хаврошечка приговаривает:
– Спи, глазок, спи, глазок!
Глазок у Одноглазки и заснул. Пока Одноглазка спала, коровушка все наткала, и побелила, и в трубы скатала.
Так ничего хозяйка не дозналась и послала вторую дочь – Двуглазку:
– Дочь моя хорошая, дочь моя пригожая, поди догляди, кто сироте помогает.
Двуглазка пошла с Хаврошечкой, забыла матушкино приказание, на солнышке распеклась, на травушке разлеглась. А Хаврошечка баюкает:
– Спи, глазок, спи, другой!
Двуглазка глаза и смежила. Коровушка наткала, побелила, в трубы накатала, а Двуглазка все спала.
Старуха рассердилась и на третий день послала третью дочь – Триглазку, а сироте еще больше работы задала.
Триглазка попрыгала, попрыгала, на солнышке разморилась и на травушку упала.
Хаврошечка поет:
– Спи, глазок, спи, другой!
А о третьем глазке и забыла.
Два глаза у Триглазки заснули, а третий глядит и все видит: как Хаврошечка корове в одно ушко влезла, в другое вылезла и готовые холсты подобрала.
Триглазка вернулась домой и матери все рассказала.
Старуха обрадовалась, на другой же день пришла к мужу:
– Режь рябую корову!
Старик и так и сяк:
– Что ты, старуха, в уме ли? Корова молодая, хорошая!
– Режь, да и только!
Делать нечего. Стал точить старик ножик. Хаврошечка про это спознала, в поле побежала, обняла рябую коровушку и говорит:
– Коровушка-матушка! Тебя резать хотят.
А коровушка ей отвечает:
– А ты, красная девица, моего мяса не ешь, а косточки мои собери, в платочек завяжи, в саду их схорони и никогда меня не забывай: каждое утро косточки водою поливай.
Старик зарезал коровушку. Хаврошечка все сделала, что коровушка ей завещала: голодом голодала, мяса ее в рот не брала, косточки ее зарыла и каждый день в саду поливала.
И выросла из них яблонька, да какая! Яблочки на ней висят наливные, листья шумят золотые, веточки гнутся серебряные. Кто ни едет мимо – останавливается, кто проходит близко – заглядывается.
Много ли времени прошло, мало ли – Одноглазка, Двуглазка и Триглазка гуляли раз по саду. На ту пору ехал мимо сильный человек – богатый, кудреватый, молодой. Увидел в саду наливные яблочки, стал затрагивать девушек:
– Девицы-красавицы, которая из вас мне яблочко поднесет, та за меня замуж пойдет.
Три сестры и бросились одна перед другой к яблоне.
А яблочки-то висели низко, под руками были, а тут поднялись высоко, далеко над головами.
Сестры хотели их сбить – листья глаза засыпают, хотели сорвать – сучки косы расплетают. Как ни бились, ни метались – руки изодрали, а достать не могли.
Подошла Хаврошечка – веточки к ней приклонились, и яблочки к ней опустились. Угостила она того сильного человека, и он на ней женился. И стала она в добре поживать, лиха не знать.
