Содержание
- 1 Смешные сказки
- 1.1 Шишки
- 1.2 У страха глаза велики
- 1.3 Афонька! Где был-побывал? (Русская народная сказка)
- 1.4 Кто заговорит первый
- 1.5 Владыка из владык (Английская сказка)
- 1.6 Совушка мудрая головушка
- 1.7 Заяц
- 1.8 Бесстрашный Джованино (Итальянская сказка)
- 1.9 Эй, вводи лошадь (Итальянская сказка)
- 1.10 Как барин жеребенка высиживал (Латышская сказка)
- 1.11 Как Иван-дурак дверь стерег (В.П. Аникин)
Смешные сказки
Юмор в народных сказках является неотъемлемой частью фольклора. Смешные сказки помогут не только поднять настроение, но и отвлечься от рутинных дел как взрослым, так и детям.В них взрослые и сверстники юного читателя, звери и птицы попадают в нелепые ситуации. Кроме смеха эти произведения ненавязчиво научат детей умению мечтать, сопереживать, замечать и использовать игру слов в своей речи. Читайте с удовольствием, смейтесь и радуйтесь вместе с любимыми героями!
Шишки
Щенок Тявка лежал в своей будке и наблюдал, как играли козленок Мармеладик и теленок Рогалик. А играли они так: подбегут к сосне, стукнут со всего размаха по стволу головой – и с веток шишки осыпаются. Кто больше сбил, тот и победил.
Не выдержал Тявка, из будки вылез и подошел к приятелям.
– И я хочу с вами играть. Принимаете?
– Нам не жалко, – сказал Рогалик.
– Принимаем! – сказал Мармеладик.
Козленок сбил пять шишек. Теленок – целых десять.
Помчался щенок к сосне – и как двинет по стволу головой с разбегу. У него даже искры из глаз посыпались.
– Ой? Больно! – заскулил он. Потом щенок Тявка пощупал голову лапой и попросил друзей:
– Посмотрите, пожалуйста, что у меня на голове вскочило…
Козленок Мармеладик и говорит ему:
– Эх, мы совсем забыли, что у тебя совсем рогов нет!
А теленок Рогалик лизнул щенка языком и сказал со вздохом :
– У тебя… – шишка. Одна, но собственная… А у меня хотя и десять, но все – сосновые. Так что не переживай и не расстраивайся?
У страха глаза велики
Прочтите в сказке о том, что нужно выполнять свои обязанности добросовестно, ходить осторожно, озираться по сторонам и не поддаваться страхам попусту.
Жили-были бабушка-старушка, внучка-хохотушка, курочка-клохтушка и мышка-норушка.
Каждый день ходили они за водой. У бабушки были ведра большие, у внучки — поменьше, у курочки — с огурчик, у мышки — с наперсточек.
Бабушка брала воду из колодца, внучка — из колоды, курочка — из лужицы, а мышка — из следа от поросячьего копытца.
Назад идут, у бабушки вода трё-ё-х, плё-ё-х! У внучки — трёх! плёх! У курочки — трёх-трёх! плёх-плёх! У мышки — трёх-трёх-трёх! плёх-плёх-плёх!
Вот раз наши водоносы пошли за водой. Воды набрали, идут домой через огород.
А в огороде яблонька росла, и на ней яблоки висели. А под яблонькой зайка сидел. Налетел на яблоньку ветерок, яблоньку качнул, яблочко хлоп — и зайке в лоб!
Прыгнул зайка, да прямо нашим водоносам под ноги.
Испугались они, ведра побросали и домой побежали.
Бабушка на лавку упала, внучка за бабку спряталась, курочка на печку взлетела, а мышка под печку схоронилась.
Бабка охает:
— Ох! Медведище меня чуть не задавил!
Внучка плачет:
— Бабушка, волк-то какой страшный на меня наскочил!
Курочка на печке кудахчет:
— Ко-ко-ко! Лиса ведь ко мне подкралась, чуть не сцапала!
А мышка из-под печки пищит:
— Котище-то какой усатый! Вот страху я натерпелась!
А зайка в лес прибежал, под кустик лег и думает:
«Вот страсти-то! Четыре охотника за мной гнались, и все с собаками; как только меня ноги унесли!»
Верно говорят: «У страха глаза велики: чего нет, и то видят».
Афонька! Где был-побывал? (Русская народная сказка)
Афонька! Где был-побывал, как от меня убежал? —
В вашей, сударь, деревне — у мужика под овином лежал. —
Ну, а кабы овин-то вспыхнул? —
Я б его прочь отпихнул. —
А кабы овин-то загорелся? —
Я бы, сударь, погрелся. —
Стало, ты мою деревню знаешь? —
Знаю, сударь. —
Что, богаты мои мужички? —
Богаты, сударь! У семи дворов один топор, да и тот без топорища. —
Что ж они с ним делают? —
Да в лес ездят, дрова рубят: один-то дрова рубит, а шестеро в кулак трубят. —
Хорош ли хлеб у нас? —
Хорош, сударь! Сноп от снопа — будет целая верста, копна от копны — день езды. —
Где ж его склали? —
На вашем дворе, на печном столбе. —
Хорошее это дело! —
Хорошо, да не очень: ваши борзые разыгрались, столб упал — хлеб в лохань попал. —
Неужто весь пропал? —
Нет, сударь! Солоду нарастили да пива наварили. —
А много вышло? —
Много! В ложке растирали, в ковше разводили, семьдесят семь бочек накатили. —
Да пьяно ли пиво? —
Вам, сударь, ковшом поднести да четвертным поленом сверху оплести, так и со двора не свести. —
Что ж ты делал, чем промышлял? —
Горохом торговал. —
Хорошо твое дело! —
Нет, сударь, хорошо, да не так. —
А как? —
Шел я мимо попова двора, выскочили собаки, я бежать — и рассыпал горох. Горох раскатился и редок уродился. —
Худо же твое дело! —
Худо, да не так! —
А как? —
Хоть редок, да стручист. —
Хорошо же твое дело! —
Хорошо, да не так! —
А как? —
Повадилась по горох попова свинья, все изрыла-перепортила. —
Худо же, Афонька, твое дело! —
Нет, сударь, худо, да не так. —
А как? —
Я свинью-то убил, ветчины насолил. —
Эй, Афонька! —
Чего извольте? —
С чем ты обоз пригнал? —
Два воза сена, сударь, да воз лошадей. —
А коня моего поил? —
Поил. —
Да что же у него губа-то суха? —
Да прорубь, сударь, высока. —
Ты б ее подрубил. —
И так коню четыре ноги отрубил. —
Ах, дурак, ты мне лошадь извел! —
Нет, я ее на Волынский двор к собакам свел. —
Ты, никак, недослышишь? —
И так коня не сыщешь. —
Жену мою видел? —
Видел. —
Что ж, хороша? —
Как пестра! —
Как? —
Словно яблочко наливное. —
Кто заговорит первый
Старик и старуха так обленились, что однажды поспорили, кому горшок мыть. Решили, что это будет делать тот, кто первым произнесёт хоть слово. Кто лишится выдержки первым и почему, прочтите с детьми из сказки. Она учит трудолюбию, мудрости, разумным поступкам, умению идти на уступки близким людям, осуждает гордость и упрямство.
Жили-были старик со старухой. Ленивые-преленивые. Один на другого всякую работу перекидывали. Надо избу к ночи на крюк запереть – у них спор.
— Тебе запирать.
— Нет, тебе.
Отпирать поутру – опять спор.
— Тебе отпирать.
— Нет, тебе. Я вчера запирала.
Вот раз надумали они кашу сварить. После споров да раздоров сварила старуха горшок каши. Сели они, съели кашу, надо бы горшок мыть. Принялись старик со старухой опять спорить. Старуха говорит.
— Я кашу варила, а тебе горшок мыть.
— Нет, — говорит старик. Раз ты варила – тебе и мыть. А я никогда в жизни горшки не мыл и мыть не буду.
— А я сто раз мыло, больше не хочу.
— Экая ты упрямая да ленивая.
— Сам таков.
Спорили-спорили, ни один не желает горшок мыть. Остался горшок не мытый. Глянул на него старик и говорит.
— Старуха, а старуха.
— Чего тебе?
— А ведь горшок-то не мытый.
— Возьми да вымой.
— Сказал я тебе, не моё это дело.
— И я тебе сказала — не моё.
И давай опять спорить да браниться. Устал старик спорить и говорит.
— Вот что я надумал. Кто завтра утром первый заговорит – тому и горшок мыть.
Согласилась старуха. Улеглись они спать, старуха на печки, старик на лавке. Горшок на столе не мытый остался. Проспали они ночь, взошло солнышко, утро настало. Старуха на печке лежит, не встаёт. Старик на лавке лежит, помалкивают оба. Кто кого перемолчит. В хлеву корова мычит, доить её надо, в стадо гнать. Петух да куры кричат, на двор выйти хотят. Поросёнок визжит, есть просит. Старуха лежит, глазами водит, с печки не встаёт. Старик на неё посматривает, с лавки не поднимается. Горшок на столе не мытый стоит. Люди наработались, обедать сели. А старик да старуха всё лежат. Дивятся ближние соседи. Что такое? Ни беда ли какая случилась? Почему старуха корову в стадо не вывела, почему у неё печка не топится? Пришли, дёрнули дверь. Заперта дверь изнутри на крюк. Стали стучать – никто не отзывается. Тут уж и дальние соседи собрались. Стали совет держать. Что делать? Надо, говорят, дверь выломать, да посмотреть, не угорели ли они, не померли ли оба. Выломали дверь, вошли в избу, смотрят – старуха на печке лежит, старик на лавке. Оба дышат, у обоих глаза открыты, оба живы. Соседи спрашивают, что у вас случилось? Почему целый день лежите? Или не здоровы? Старуха молчит и старик молчит, соседи ничего понять не могут. Народу полная изба набилась, все говорят, шумят. Водой на старика со старухой брызгают, за рукава их дёргают. А старуха и старик молчат как убитые. Побежали за попом, может он знает, может он понимает. Пришёл поп, подошёл к печке, спрашивает старуху.
— Что у вас приключилось тут? Почему онемели?
Молчит старуха, только недобро на попа поглядывает. Поп к старику. Или язык отсох? Поп и говорит.
— Надо с ними оставить кого-нибудь, пока они в себя не придут. Одних их бросать нельзя. Кто с ними останется? Кто за ними присматривать будет?
Одна баба говорит.
— Мне не досуг. Мне бельё стирать да полоскать.
Другая говорит.
— Мне ребят кормить.
И той некогда, и другой некогда, и у третьей времечка нет. Тут одна старуха и выискалась.
— Я бы, — говорит, стала бы за ними присматривать. Да мне плату за это положить надо. Так-то я не согласна время проводить.
— Верно, — говорит поп. Надо тебе за труды плату получить. Только что же тебе дать?
Повёл он глазами по избе и усмотрел у двери на гвозде старухину шубу тёплую.
— Вот, — говорит. И возьмёшь эту шубу за свои услуги.
Только он проговорил это, как старуха скок с печки да к шубе. Ухватилась за неё и давай кричать.
— Да где это видано, да где это слыхано, чужим добром распоряжаться? Да я эту шубу только прошлым летом сшила. Да я за неё всякому глаза выцарапаю и волосья вырву.
Тут и старик с лавки вскочил, к старухе бросился, руками размахивает, кричит во весь голос.
— Ага, старая! Тебе горшок мыть. Тебе горшок мыть. Тебе. Ты первая заговорила. Ты.
Плюнул поп и все соседи плюнули.
– А ну их к бесу. Коли они живы и здоровы – пускай сами разбираются, кому горшок мыть.
Владыка из владык (Английская сказка)
Одна девушка нанималась в услужение к пожилому чудаковатому джентльмену. Спрашивает он ее:
— Как ты будешь меня называть?
— Хозяином, или барином, или как вам будет угодно, сэр, — отвечает девушка.
— Ты должна меня называть “владыкой из владык”. А как ты назовешь это? — спрашивает он, указывая на свою кровать.
— Кровать, или постель, или как вам будет угодно, сэр.
— Ты должна называть это “отдыхалищем”. А это? — спрашивает джентльмен, указывая на свои панталоны.
— Штаны, или брюки, или как вам будет угодно, сэр.
— Ты должна называть их “фары-фанфары”. А это? — спрашивает он, указывая на кошку.
— Кошка, или киса, или как вам будет угодно, сэр.
— Ты должна называть ее “Фелиция белолицая”. А как ты назовешь это? — спрашивает он, указывая на воду.
— Вода, или влага, или как вам будет угодно, сэр.
— Ты должна называть это “мокромундией”.
А это? — указывает он на огонь.
— Огонь, или пламя, или как вам будет угодно, сэр.
— Ты должна называть это “красным петухалиусом”. А это?-указывает он на свой дом.
— Дом, или особняк, или как вам будет угодно, сэр.
— Ты должна называть это “громадой поднебесной”.
В ту же ночь хозяина будит испуганный вопль служанки:
— Владыка из владык! Слезайте скорее с отдыхалища да надевайте ваши фары-фанфары! Фелиция белолицая опрокинула свечку, так что, если вы сейчас же не побежите за мокромундией, красный петухалиус спалит всю вашу громаду поднебесную.
Совушка мудрая головушка
Жил когда-то не царь-царевич, не король-королевич, не мудрец и не волшебник, не кудесник и не отшельник, не шляхтич и не пан ясновельможный, не политик осторожный, не министр, не военный, не чиновник надменный, не купчишка тучный, не певец сладкозвучный, не лекарь и не знахарь, одним словом — просто пахарь, удалой мужичок по имени Бурачок. А имел он разум не царский, и не шляхетский, и не панский, а, как говорят, самый что ни на есть крестьянский.
Как-то раз был Бурачок в городе, зашел на рынок и купил там за несколько грошей пучеглазую сову — сыну в подарок. Побрел он с ней назад в свою деревню. К вечеру устал Бурачок и стал подумывать о ночлеге. Смотрит: поблизости огонек в хате светится. «Дай-ка,— думает,— загляну туда. Авось добрые люди и переночевать пустят».
Подходит к окошку и видит: на столе, покрытом белой скатертью, лежит пирог, пышный да румяный, прямо сам в рот просится, а рядом гусь жареный да меду бутылочка. На лавке сидит толстуха-молодуха, варежки вяжет, песни напевает, муженька своего поджидает.
«Ничего не скажешь — ужин подходящий!» — подумал Бурачок и постучал в окно: тук-тук!
— Кто там? Это ты, Метэк?
— Пусти, красавица, погреться прохожего.
Хозяйка засуетилась, забегала по избе: в один миг пирог полетел со стола в квашню, бутылка меду — в сундук, а гусь жареный — в печь.
«Э, видать, не для пса колбаса! У такой хозяйки и сухой коркой не поживишься!» — с досадой сказал сам себе Бурачок и только успел отскочить от окна, как вдруг нежданно-негаданно заскрипели по снегу легкие сани и подкатили к дому. Здоровенный, широкоплечий мужик в теплом тулупе вылез из саней, подошел к воротам, забарабанил изо всей силы в калитку и крикнул:
— Эй, жена, открывай!
Ворота в тот же миг распахнулись, хозяйка провела коня во двор, а хозяин, увидев Бурачка, обратился к нему:
— А ты, братец, кто такой будешь?
— Я человек прохожий,— ответил Бурачок,— пусти, хозяин, переночевать.
— Что ж, заходи, мы гостям всегда рады! — сказал гостеприимный хозяин и, обращаясь к жене, добавил:
— А ты, жена, накрывай на стол!
— Да что накрывать-то! — вздохнула хозяйка и покосилась на Бурачка.— Ничего у меня в доме нет, кроме хлеба да соли. Не ждала я тебя, Метэк, так скоро, вот ничего и не приготовила. И гостя-то угостить нечем.
— Ну, на нет и суда нет,— ответил миролюбиво хозяин.— Что делать? Чем богаты, тем и рады: хлеб, соль да вода — тоже еда. Давай что есть, было бы что съесть!
И пока хозяйка накрывала на стол, хозяин, заметив на коленях у Бурачка пучеглазую сову, спросил:
— А скажи-ка, братец, что это у тебя за чудо-юдо?
— А это совушка — мудрая головушка, птица умная да разумная, все насквозь видит и врунов ненавидит.
— Вот как? Хитрая, значит, у тебя птица! — похвалил хозяин сову и принялся с аппетитом уплетать хлеб с солью.
Мужичок Бурачок тем временем ущипнул пучеглазую, и та отозвалась по-своему.
— Что это она говорит? — полюбопытствовал хозяин.
— Да говорит, что в квашне пирог лежит.
— Пирог? А ну-ка, жена, посмотри!
— Да откуда ему там быть? — ответила жадная хозяйка и с испугом уставилась на вещую птицу.— Может быть, какой-нибудь залежалый кусок? Вот посмотрю…— Она заглянула в квашню и руками всплеснула, будто бы удивилась.
Делать нечего — вынула из квашни румяный пирог.
Хозяин и гость переглянулись и, не говоря ни слова, молча принялись уписывать пирог за обе щеки. Бурачок не долго думая снова ущипнул совушку — мудрую головушку, и она опять запищала.
— Ну, а теперь что она говорит? — спросил хозяин с любопытством.
— Да все свое плетет,— как бы смущаясь, ответил Бурачок.— Говорит, будто в сундуке бутылка меду лежит!
— А что, пожалуй, резонно говорит! — воскликнул хозяин, весело потирая руки.— А ну-ка, жена, проверь!
— Вот уж, право, не знаю. Откуда ей быть? Может, осталась какая капля. Посмотрю сейчас…— И на столе появилась целая бутылка меду.
Хозяин и гость снова посмотрели друг на друга с лукавой усмешкой, молча выпили по чарочке меду и принялись с аппетитом закусывать пирогом.
— Да замолчишь ли ты! — тихо прикрикнул Бурачок на сову, которая, получив новый щипок, в третий раз подала голос.— Замолчи, не твое дело!
Но любопытный хозяин быстро прервал беседу Бурачка со всезнайкой совой:
— Нет уж, говори, братец, что там еще напророчила твоя сова — умная голова.
— Да пустое мелет! — как бы нехотя ответил Бурачок.— Говорит, будто в печке гусь жареный.
— Гусь? Слышишь, жена? Гусь, да еще и жареный! А ну-ка тащи его сюда да заодно посмотри, нет ли там еще чего-нибудь.
Хозяйка бросилась к печке, заглянула туда и опять всплеснула руками:
— Ну, так и есть! Ах, боже мой! Еще недавно ничего не было, и вдруг откуда-то взялся этот жареный гусь! Ума не приложу, чудеса, да и только!
Добродушный хозяин расхохотался, подмигнул Бурачку и предложил выпить еще чарочку — за совушку — мудрую головушку, птицу умную да разумную, которая все насквозь видит и врунов ненавидит.
Когда на другой день, плотно позавтракав остатками сытного ужина, Бурачок простился с гостеприимным домом, хозяин подмигнул жене и весело рассмеялся:
— Ох, как ни хитра ты, Каська, да не промах и кот Васька! Как он тебя за твою жадность проучил! Видать, не простачок этот бравый мужичок!
Заяц
Бедный мужик шел по чистому полю, увидал под кустом зайца, обрадовался и говорит:
— Вот когда заживу домком-то! Возьму этого зайца, убью плетью да продам за четыре алтына. На те деньги куплю свинушку. Она принесет мне двенадцать поросеночков. Поросятки вырастут, принесут еще по двенадцати. Я всех приколю, амбар мяса накоплю. Мясо продам, а на денежки дом заведу да сам женюсь. Жена-то родит мне двух сыновей: Ваську да Ваньку. Детки станут пашню пахать, а я буду под окном сидеть да порядки наводить: “Эй вы, ребятки, крикну, Васька да Ванька! Шибко людей на работе не подгоняйте, сами бедно не живали!” Да так-то громко крикнул мужик, что заяц испугался и убежал, а дом со всем богатством, с женой и детьми пропал.
Бесстрашный Джованино (Итальянская сказка)
Жил-был когда-то парень, который не боялся ничего на свете. Вот и прозвали его Джованино Бесстрашный. Как-то раз, бродя по свету, зашел он на постоялый двор и попросился переночевать. У нас места нет,– говорит хозяин,– но если ты не из робкого десятка, я покажу тебе дорогу к замку.
– А чего бояться!
– Там голоса… живым оттуда никто не уходил. Я сам не раз видел, как утром к замку направляется похоронная процессия с гробом для храбреца, который отважился провести там ночь.
И знаете, что сделал Джованино?! Взял свечу, флягу вина, добрый кусок колбасы и отправился ночевать в замок.
Ровно в полночь, когда он сидел за столом и ужинал, из камина послышался голос:
– Бросить?
– Что ж, бросай! – ответил Джованино. Из камина выпала человеческая нога. Джованино выпил стакан вина.
А голос снова:
– Бросить? Джованино:
– Что ж, бросай! Вывалилась вторая нога.
Джованино откусил большой кусок колбасы.
– Бросить?
– Бросай! Вывалилась рука. Джованино принялся насвистывать.
– Бросить?
– Бросай! Вывалилась вторая рука.
– Бросить?
– Бросай! Упало туловище. Руки и ноги тут же приросли к нему. И человек без головы встал на ноги.
– Бросить?
– Бросай! Выкатилась голова и – на плечи. Перед Джованино стоял великан.
Парень поднял стакан и говорит:
– Ваше здоровье!
– Бери свечу и следуй за мной,– сказал великан. Джованино взял свечу, но – ни с места.
– Иди первым,– сказал великан.
– Сам иди,– ответил Джованино.
– Ты! – сказал великан.
– Ты! – ответил Джованино.
Великан пошел впереди. Так они прошли весь замок. Джованино шел сзади со свечой в руке. Наконец они пришли под лестницу, где была маленькая дверца.
– Открывай,– говорит великан парню.
А Джованино:
– Сам открывай.
Великан толкнул плечом дверцу – она распахнулась. Глубоко вниз уходила винтовая лестница.
– Спускайся,– сказал великан.
– Спускайся сначала ты,– ответил Джованино. Спустились в подземелье, и великан указал на огромную каменную плиту на земле.
– Подними ее.
– Сам поднимай! – сказал Джованино, и великан поднял плиту, словно она была не каменная, а из пемзы.
Под плитой лежали три горшка с золотом.
– Неси наверх,– говорит великан.
– Сам неси,– ответил Джованино. Великан понес все золото наверх.
Когда они снова оказались в зале с камином, великан говорит:
– Джованино, чары рассеялись.– У великана отвалилась нога и исчезла в камине,– Один горшок с золотом возьми себе.– В камине исчезла рука.– Другой – отдай людям, которые придут за тобой, думая, что ты мертв.– Отвалилась вторая рука и последовала за первой.– Третий горшок отдай бедняку, который пройдет мимо.– Отделилась вторая нога, и туловище село на пол.– Замок возьми себе: владельцы его давно умерли, и род их угас.– Голова отделилась от тела и упала рядом с ним на пол.
Туловище поднялось и исчезло в камине. Вслед за ним улетела и голова.
На рассвете послышалось пение: «Miserere mei!…» (Начало погребальной католической молитвы: «Помилуй меня…» (лат.)) Это похоронная процессия с гробом направлялась к замку за телом Джованино. А он стоял у окна и попыхивал трубкой.
С тех пор Джованино счастливо и богато зажил в замке. И жил ровно до тех пор, пока однажды с ним не приключилось… Что бы вы думали? Оглянулся, увидел свою тень да так испугался, что тут же умер.
Эй, вводи лошадь (Итальянская сказка)
Женился возчик Петруччо. Привёл после свадьбы в дом молодую жену и говорит ей:
– Теперь мы с тобой, Розина, хорошо заживём! Я буду работать, ты хозяйничать. Работы я не боюсь. Хоть с рассвета до темна прикажи мне лошадь погонять – и то ничего. Но уж зато как приеду домой – баста! Всё остальное твоё дело. Только остановлю повозку у ворот да крикну: «Эй, вводи лошадь!» – ты скорее выбегай.
– Вот ещё! – сказала Розина. – Стану я с лошадью возиться.
– Как же с ней не возиться, ведь её распрячь, накормить, напоить нужно! Так вот, только я крикну: «Эй, вводи лошадь!» – Да говорю тебе, – перебила мужа Розина, – что я к лошади и не притронусь. Не этому меня в доме у отца с матерью обучали.
– Ты не беспокойся, – сказал Петруччо, – я тебя всему обучу. Введёшь ты во двор лошадь. . .
– Не введу!
– То есть как это не введёшь, если я крикнул: «Эй, вводи!..»?
– Ты крикнешь, а я ни с места.
– Ох, Розина, – сказал Петруччо, – не серди меня, лучше введи лошадь.
– Не введу! – закричала Розина.
Тут закричал и Петруччо.
– Вводи сейчас же!
– Не введу!
– Вводи!
– Не введу!
На шум прибежали соседи и принялись расспрашивать молодожёнов:
– Что это у вас делается? Из-за чего спор? Петруччо начал объяснять соседям:
-Да вот жена не хочет мне помогать. Я ей говорю:
«Введи лошадь», а она говорит: «Не введу».
— И не стыдно вам из-за этого ссориться? – сказалстарый Джузеппе. – Давайте я введу вашу лошадь. Где она у тебя?
– Да, видите ли, – замялся Петруччо, – пока еще лошади у нас нет. Я её только собираюсь купить.
Как барин жеребенка высиживал (Латышская сказка)
Жил однажды барин, который больше всего на свете любил лошадей. Лишь одно на уме у него было — раздобыть таких лошадей, каких ни у кого нет. Как прослышит про конскую ярмарку, так все бросает и айда туда, хоть сама барыня при смерти лежи. Раз поехал этот завзятый лошадник на ярмарку и повстречал крестьянина с возом огурцов.
— Ты что везешь? — спросил его барин. А крестьянин, хитрюга, отвечает:
— Везу я такие яйца, из которых можно жеребят высидеть, каких ни у кого не бывало.
— Покажи-ка, — попросил барин. Крестьянин и показал. Выбрал барин из этих яиц самое большое и спрашивает:
— Сколько стоит такое яйцо? А крестьянин, хитрюга, отвечает:
— Триста рублей! Вытащил барин кошелек и отсчитал триста рублей. А уезжая, крестьянин напоследок оглянулся на барина и сказал:
— Яйцо надо в горшок положить и самому сидеть на нем, пока жеребенок не вылупится. А если кто спросит о чем, одно лишь должен отвечать: тпру! На том они и расстались, и каждый отправился своей дорогой.
Барин, домой вернувшись, тотчас же сел жеребенка высиживать. Барыня спросила его, что это он так долго сидит, а барин как гаркнет: тпру! Такой диковинный ответ барыню крепко рассердил, но, зная, каков муж, она оставила его в покое — пускай себе сидит. Велела приносить ему еду, питье, а сама больше ни слова ему не говорила. Высиживал барин, высиживал, недели три-четыре на горшке сидел, да так ничего и не высидел. Совсем уж барин приуныл, и надоело, наконец, ему яйцо высиживать. Рассердился он, схватил горшок с огурцом, побежал в лес и в сердцах швырнул в кучу хвороста. Тут вдруг из кучи хвороста заяц выпрыгнул и в лес поскакал. А барин вслед ему кричит:
— Кось-кось, тпрусенька, кось-кось!
А заяц шума напугался, припустил во всю прыть и скрылся в чаще. Опечалился барин, пригорюнился и домой пошел. А по дороге повстречался ему тот самый крестьянин, у которого он огурец за триста рублей купил. Рассказал крестьянину барин, что совсем было высидел жеребенка, какого ни у кого нет, да, как дурак, сам его и выкинул. А крестьянин, хитрюга, послушал, послушал и сказал:
— Так-то вот со всеми дураками бывает, которые даже жеребенка высидеть не умеют. Вернулся барин домой и рассказал барыне про горькую свою участь. А она как услыхала, какой дурак ее муж, так и видеть его больше не пожелала.
Как Иван-дурак дверь стерег (В.П. Аникин)
Жили старик со старухой. Было у них три сына: двое умных, а третий — дурачок.
Стали братья с родителями собираться на работу. Иван-дурак тоже стал собираться — взял сухарей, налил воды в баклажку.
Его спрашивают:
Ты куда собираешься?
С вами на работу.
Никуда ты не поедешь. Стереги хорошенько дверь, чтобы воры не зашли.
Остался дурак один дома. Поздно вечером снял он с петель дверь, взвалил ее на спину и понес.
Пришел на пашню. Братья спрашивают:
Зачем пришел?
Я есть захотел.
Мы же тебе наказывали стеречь дверь.
Да вот она!